Первое послание апостола Павла к Тимофею. Глава I, стихи 15-17.

Верно и всякого принятия достойно слово, что Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый. Но для того я и помилован, чтобы Иисус Христос во мне первом показал все долготерпение, в пример тем, которые будут веровать в Него к жизни вечной.

Царю же веков нетленному, невидимому, единому премудрому Богу честь и слава во веки веков. Аминь.

Сегодняшнее чтение представляет собой краткое, но удивительное по силе уверение апостола, которое он обращает не только к своему ученику Тимофею, но и вообще ко всем тем, кто будет веровать во Христа в будущем. Иногда, читая Священное Писание, люди говорят, что мысль апостола может относиться к реалиям его времени, что сейчас все изменились и многое должно быть оценено по-другому. В каких-то редких случаях такое рассуждение бывает уместно, но не тогда, когда речь идет о самой сути благовестия. Причем благовестия в прямом смысле слова, потому что обращение апостола очень радостное и ободряющее.

Человеку, который воцерковляется, часто приходится приобретать навыки, с которыми не знакомы люди светские. Он начинает оценивать свои поступки не только как правильные или неправильные, но и как греховные и добродетельные, связанные с исполнением заповедей.

Кажется, что тут особенного? Вот хороший поступок, вот плохой, вот греховный, а вот добродетельный, но все оказывается совсем не так просто. Способность к рассуждению — особое искусство, которому учатся с большим трудом. Гораздо проще, оказывается, впасть в одну из двух крайностей: не видеть своих грехов или напротив — считать, что все, что ты делаешь — грех. Первое приводит к полной расслабленности, второе к унынию, но самое интересное, что и то и другое приводит к практически полному бездействию. Одни не видят смысла в исправлении, потому что не видят, что исправлять, другие, потому что теряют надежду, на то, что смогут исправить.

Беспечность, конечно, опасное состояние и в Писании есть слова, обличающие тех, кто отказывается видеть свои грехи, но уныние, как состояние, гораздо опаснее, потому что человек все видит, но делать ничего не хочет, так как потерял всякую надежду.

Есть, правда, у этого состояния и более легкая, но не менее опасная форма. Был у меня один знакомый, который начал ходить в храм. Человек он был решительный и сразу взялся делать все как надо. В итоге, правда, ничего не вышло. Посмотрев на христианскую жизнь и не совсем разобравшись с тем, что в ней главное, а что второстепенное, он сказал: столько заповедей и правил, я никогда этого не потяну, никогда не смогу соблюдать все это. И ушел не став разбираться.

Сегодняшнее чтение — часть первой главы послания апостола Павла к Тимофею, то есть послания учителя к ученику. При этом апостол не смущается и говорит о своей греховности. Он стремился быть праведником, но в итоге стал воинствовать против Христа. Одна мысль об этом, если начать в ней копаться, может парализовать всю духовную жизнь, но апостол понимает, что надо идти дальше. Сказав несколько слов о своем прежнем состоянии, он говорит о Христе, Который пришел спасти грешников. Этот факт он ощущает как вполне достоверный и заслуживающий всяческого внимания. Человек бывает зациклен на себе и своих проблемах, но это очень быстро становится утонченной формой гордыни, обращенностью на себя. Апостол говорит, что подход должен быть иным. Даже если ты ощущаешь себя первым грешником, грешником в первую очередь, самым грешным. Все это важно, но без памяти о Христе приводит лишь к унынию и отчаянию. Вместе же с памятью о Том, Кто тебя спас, все это рождает в сердце благодарность. Какими бы грешными ни были люди, у них всегда есть надежда, потому что Христос для того и пришел, чтобы помиловать и явить им свое долготерпение...

Священник Стефан Домусчи.

Евангелие от Луки. Глава XVIII, стихи 35-43 

Когда же подходил Он к Иерихону, один слепой сидел у дороги, прося милостыни, и, услышав, что мимо него проходит народ, спросил: что это такое? Ему сказали, что Иисус Назорей идет. 

Тогда он закричал: Иисус, Сын Давидов! помилуй меня. Шедшие впереди заставляли его молчать; но он еще громче кричал: Сын Давидов! помилуй меня.

Иисус, остановившись, велел привести его к Себе: и, когда тот подошел к Нему, спросил его: чего ты хочешь от Меня? Он сказал: Господи! чтобы мне прозреть. Иисус сказал ему: прозри! вера твоя спасла тебя.

И он тотчас прозрел и пошел за Ним, славя Бога; и весь народ, видя это, воздал хвалу Богу.

У каждого человека в жизни бывают особые моменты, в которые решается судьба. Такие моменты мы называем «поворотными»: время вдруг останавливается, почти касается вечности и ты понимаешь: или сейчас, или никогда!

Евангельская история об исцелении слепца Вартимея — именно об этом. Едва ли можно было его удивить шумом толпы, регулярно проходившей мимо него в сторону Иерихона — крупнейшего торгового города на дороге из Галилеи в Иерусалим. Но в толпе, которая сопровождала Иисуса, Вартимей услышал нечто принципиально иное — это и побудило его задать вопрос: а что происходит? Кто это идёт?

Нам неведомо, что именно знал слепой об Иисусе — если вообще хоть что-то знал. Но ведь откуда-то у него прорвался этот крик, обращённый к Иисусу — причём настолько сильный, настойчивый, неугомонный — даже невыносимый для слуха других — и именно этот крик доносится до Христа и побуждает Его остановиться. «Чего ты хочешь?» «Прозреть!» «Прозри!»...

Я могу сказать, что вы ожидаете услышать дальше: о том, что и нам следует подобно Вартимею неотступно молиться Богу, прорываясь сквозь суету, шум будней, недовольство окружающих. Но — простите — я не буду это говорить. И вот почему. При всей формальной правильности такого назидания оно окажется или бессмысленным — или очень опасным. Поясню на примере.

Представьте себе, что в семье жена отказывается кормить мужа обедом, пока он не «достучится до её сердца» — как это было на том самом свидании, когда он предложил ей пожениться. И вот стоит она, такая насупленная, с половником в руке, и внимательно наблюдает, насколько муж искренне и убедительно изливает ей свои чувства. А потом говорит: не, не зацепило. Давай ещё раз — а то голодным останешься! Правда, странно выглядит? Но разве не менее странным выглядит человек, который думает, что до Бога можно достучаться только в состоянии предельного напряжения, крика, на грани сил? Неужели Бог слышит человека, только когда ему невыносимо плохо — или когда он в состоянии экстаза, истерики или другой разновидности изменённого сознания? Не слишком ли мы преувеличиваем значимость для Бога наших, человеческих, усилий?

Парадокс в том, что Богу наши крики не нужны. Он знает, что мы хотим у Него просить ещё до того, как мы открыли рот. Значит ли это, что тогда и вообще нечего напрягаться — будем жить вразвалочку, налегке? Конечно же, нет!

Надо учиться распознавать в жизни те моменты, те времена, когда в ушах явным образом начинает звучать вопрос от Бога: «чего ты хочешь?» И для того, чтобы Богу сказать всего лишь одну фразу — как Вартимей — да, Господи, я понял, чего хочу! — надо и потрудиться, и помучиться, чтобы потом прокричать, проигнорировать мнение о тебе окружающих, и не побояться быть оболганным, униженным, осмеянным. Господь Бог прекрасно знает все наши длинные списки из наших как-бы желаний — но не торопится их выполнять, потому что знает: это всё — ненастоящее, от ума, надуманное. Это совсем не то, ради чего мы готовы «прокричать». Но как только в душе начинает вызревать то главное, с чем нам не стыдно встать лицом к лицу со Христом — Бог весь обращается в очень внимательный слух — и радостно внемлет каждому нашему слову!

протоиерей Павел Великанов