Послание апостола Павла к Галатам. Глава II, стихи 16-20.

Однако же, узнав, что человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона; ибо делами закона не оправдается никакая плоть.

Если же, ища оправдания во Христе, мы и сами оказались грешниками, то неужели Христос есть служитель греха? Никак.

Ибо если я снова созидаю, что разрушил, то сам себя делаю преступником.

Законом я умер для закона, чтобы жить для Бога. Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня.

Соотношение веры и дел в жизни христианина — очень непростой вопрос. Апостольские послания предлагают нам, как кажется, две противоположных точки зрения. Апостол Павел пишет, что «человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа», другой апостол — Иаков — утверждает, что «вера, если не имеет дел, мертва сама по себе» (Иак. 2:17), апостол Иаков продолжает свою мысль и напоминает: «Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют, и трепещут».

Кажется, что в словах апостолов есть некоторое противоречие. Но если внимательнее присмотреться к контексту их слов, то легко убедиться: они под «верой» и под «делами» понимают вовсе не одно и то же. Если у апостола Иакова вера — это вера в существование Единого Бога, та вера, которая есть и у падших ангелов, то апостол Павел в Послании к Галатам под верой подразумевает нечто совершенно иное, он пишет не об убежденности в бытии Бога, а о доверии к Нему, о верности Богу и, как следствие, верности Его заповедям, что само по себе неотделимо от добрых дел и абсолютно недоступно отпавшим от Бога духам. Так и под делами апостолы подразумевают не одно и то же. Апостол Павел пишет о делах закона, то есть о том, что требует от израильтян закон Моисея, тогда как апостол Иаков понимает под делами дела милосердия. Получается, что эти два отрывка Нового Завета, несмотря на очевидное совпадение терминологии, посвящены двум абсолютно разным вопросам. Апостол Иаков пишет о милосердии как выражении веры, а Павел сосредоточен на мысли о невозможности достигнуть спасения исполнением закона Моисея.

Но почему это невозможно? Почему сама по себе ветхозаветная праведность, которая, без всякого сомнения, похвальна, не может быть гарантом благой вечной участи? Этот вопрос отпадет сам собой, если вспомнить, что Бог абсолютно свободен, Он ни от чего и ни от кого не зависит, следовательно, на Него невозможно повлиять или же вступить с Ним в договорные отношения не на Его условиях. Поэтому попытка представить Богу в качестве инструмента воздействия на Него какие бы то ни было дела — заведомо провальна. Но есть и еще одно обстоятельство: то, что может быть описано словом «дела» никоим образом не касается внутреннего состояния человека. Можно исполнять дела закона, можно делать это с невероятным усердием и поражающей тщательностью, но при этом не иметь в себе любви ни к Богу, ни к людям, а лишь к самому себе. Как это бывает на практике — прекрасно показал пример евангельских книжников и фарисеев. Приближали ли их к Богу дела закона — вопрос риторический, ответ на него известен любому, кто брал в руки Евангелие.

Епископ Феоктист Игумнов

Евангелие от Луки, Глава 8, стихи 26-39

И приплыли в страну Гадаринскую, лежащую против Галилеи. Когда же вышел Он на берег, встретил Его один человек из города, одержимый бесами с давнего времени, и в одежду не одевавшийся, и живший не в доме, а в гробах.

Он, увидев Иисуса, вскричал, пал пред Ним и громким голосом сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? умоляю Тебя, не мучь меня. Ибо Иисус повелел нечистому духу выйти из сего человека, потому что он долгое время мучил его, так что его связывали цепями и узами, сберегая его; но он разрывал узы и был гоним бесом в пустыни.

Иисус спросил его: как тебе имя? Он сказал: легион,- потому что много бесов вошло в него. И они просили Иисуса, чтобы не повелел им идти в бездну. Тут же на горе паслось большое стадо свиней; и бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, выйдя из человека, вошли в свиней, и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло.

Пастухи, видя происшедшее, побежали и рассказали в городе и в селениях. И вышли видеть происшедшее; и, придя к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисуса, одетого и в здравом уме; и ужаснулись. Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся.

И просил Его весь народ Гадаринской окрестности удалиться от них, потому что они объяты были великим страхом. Он вошел в лодку и возвратился.

Человек же, из которого вышли бесы, просил Его, чтобы быть с Ним. Но Иисус отпустил его, сказав:возвратись в дом твой и расскажи, что сотворил тебе Бог. Он пошел и проповедовал по всему городу, что сотворил ему Иисус.

Есть одна небольшая деталь в сегодняшнем чтении, на которую поначалу не обращаешь внимания. Это — одежда бесноватого. До встречи с Иисусом он совершенно гол, и живёт там, где люди вообще-то не то что не живут, но и стараются там, на кладбище, без нужды и не появляться. Поскольку в бесноватом до исцеления жил целый легион злых духов — то есть его состояние было близким к пределу — то эти детали становятся весьма интересными для размышления.

Какую важную функцию выполняет одежда — если сразу обойти её защитную роль от внешней среды? Прежде всего, любая одежда — это определённая декларация, заявление. Даже если мы сами об этом никогда не задумываемся. «Встречают по одёжке» — говорит пословица: то есть то, как человек себя «подаёт» своим внешним видом, уже говорит о многом.

Одежда — это своего рода «распространённая кожа» человека, которая одновременно является и барьером, и — с позволения сказать — «интерфейсом» в нашем взаимодействии с окружающим миром. Одежда не только скрывает определённые части тела, но и раскрывает наш внутренний мир посредством языка знаков и символов. Завязанный, приспущенный или снятый галстук — под каждым из этих действий спрятано очень конкретное послание окружающим. То же самое можно сказать о любой детали одежде — впрочем, как и об её отсутствии. Нечищенные ботинки пришедшего на официальный приём говорят не столько о его привычной неряшливости, сколько об отношении к другим участникам встречи. И так — во всём.

Одежда в определённом смысле парадоксальна: скрывая нашу обнажённость, она нас раскрывает, говорит о нас больше, чем может сказать одно голое тело. Но чтобы суметь прочитать этот язык одежды, надо принять его условность, знать знаковую и символическую систему — другими словами, быть человеком как частью социума, владеющего общим языком.

Вызывающая обнажённость бесноватого — это нечто куда большее, чем попрание общественных норм приличности. Это отказ от участия в языковой и символической игре, которая постоянно происходит в любом человеческом обществе — и которая поддерживает высокий статус человечности как таковой. Вот мы и подошли к главному вопросу: а зачем бесам-то надо, чтобы одержимый ими был лишён любой одежды? В чем их-то интерес?

Обнажённый человек — бесчестен и бесславен — потому что как только его лишили остатков «прикрытости» и «потаённости» — он... захлопнулся наглухо, скрылся целиком, превратившись лишь в голый кусок плоти из кожи и костей. В фильме «Матрица» есть один яркий момент, когда агент Смит с искорёженным злобой лицом наклоняется к главному герою киноленты Нео и говорит: «как же я ненавижу этот ваш человеческий запах!» Одежда — как символическое «об-ряживание», «одевание» человека — неотъемлемая часть именно этой «человечности», столь ненавидимой демонами. Их задача — убедить — в первую очередь нас самих — что человек — всего лишь плоть — и нет места в ней для пребывания Духа Божия.

Но есть и ещё более высокий уровень «обряживания» человека человечностью — это... обряд! И теперь Вы теперь понимаете, кто так старается в душе возбудить стойкое нежелание приходить в Божий храм на службу?!...

Протоиерей Павел Великанов