Братья, помните: кто скупится на семена, у того и урожай будет скуден, а кто сеет щедрой рукой, и урожай соберет щедрый. Пусть каждый даст, сколько ему подскажет сердце, но без уныния и без принуждения. Ведь радостно дающего любит Бог. Силен же Бог умножить в вас всякую благодать, чтобы вы, имея во всём всегда всякое довольство, богаты были на всякое доброе дело, как написано: Щедрой рукой раздал он бедным, благодеяния его памятны будут вовек.
Тот, Кто снабжает сеятеля семенами и хлебом для пищи, снабдит семенами и вас. И Он взрастит их и умножит жатву ваших благодеяний. Вы будете так богаты всем, что всегда сможете быть щедрыми, а щедрость ваша станет причиной благодарных молитв Богу за это наше дело.
Всем нам привычно говорить о трёх «христианских добродетелях» — вере, надежде и любви. Впервые эта «троица» встречается в посланиях апостола Павла. Например, в его знаменитом «гимне любви» из Первого послания к Коринфянам, где апостол в возвышенном стиле пишет о том, что, когда настанет совершенство, тогда уйдёт всё, свойственное этому несовершенному миру но останутся «вера, надежда и любовь, — вот эти три; но бóльшая из них — любовь» (1 Кор. 13:13).
Действительно: ведь речь идёт не просто о неких хороших человеческих качествах, но об абсолютно необходимых свойствах христианского существования. Однако у апостола Павла они называются не «добродетелями», а харизмами, то есть благодатными дарами Святого Духа. Дело в том, что человек не способен произвольно вызвать сам в себе ни веру, ни надежду, ни любовь — эти прекрасные состояния просветлённой души. Ведь невозможно сказать себе: «сегодня я не люблю этого человека, но обещаю, что завтра я буду его любить». Не получится!
Любовь, как и вера, и надежда, — дары свыше, которые могут только прийти к человеку, но которые невозможно в себе вызвать или возбудить. Однако спасительными эти Божественные дары становятся только тогда, когда человек принимает их не втуне, но отвечает на них своей благодарностью, причём не только и не столько благодарностью на словах, но благодарностью в действии. Или, — словами Евангелий, — когда человек умножает вручённые ему таланты, ибо «кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет» (Мф 12:13).
В Первом послании к Фессалоникийцам апостол Павел благодарит Бога за эти три спасительных дара — за веру, любовь и надежду. И не только за эти дары, но и за то, что христианам была дана возможность и способность благодарно отвечать Богу на Его благодатные подарки. Апостол благодарит не просто за «веру и любовь и надежду», но за «дело веры и труд любви и стойкость надежды на Господа нашего Иисуса Христа» (1 Фесс. 1:3). Здесь «дело, труд и стойкость» — благодарный христианский ответ Богу на дары «веры, любви и надежды». Причём эти ответы носят не общий и абстрактный, но вполне конкретный характер.
На языке Древней Церкви «дело веры» означало миссионерскую деятельность: тебе дана Богом вера — неси её другим. «Стойкость надежды на Господа Иисуса Христа» означала выдержку при всех невзгодах в ожидании встречи с Господом в День Его пришествия. «Труд любви» — это то, что сегодня мы назвали бы благотворительностью — в самом широком смысле этого слова.
В другом месте то же проявление христианского милосердия называется «братолюбием» (1 Фесс. 4:9). И это второе наименование благотворительности отражает реальное положение христиан того времени. Ведь христиане тогда были каплей в море язычества и, если говорить о Палестине, то весьма немногочисленной и к тому же преследуемой и ненавидимой группой среди иудеев. Хотя учение Христово представляет всех людей «братьями в Адаме», самыми близкими и наиболее нуждающимися в поддержке были всё же «братья и сёстры во Христе». Поэтому и «братолюбие» было направлено прежде всего на христиан. Об этом прямо сказано в Послании к Галатам: «Доколе есть время, будем делать добро всем, а наипаче своим по вере» (Гал. 6:10).
Тема прочитанного сегодня отрывка из Второго послания к Коринфянам — именно благотворительность в виде денежных пожертвований для Иерусалимской христианской общины. Эти пожертвования апостол Павел собирал с помощью своих сотрудников во всех основанных им церквах языческих провинций Римской империи. Где бы ни появлялся апостол, он соблюдал верность постановлению Иерусалимского Апостольского собора. Тогда было решено, чтобы Павел и Варнава, миссионерствуя среди языческих народов, при этом «помнили нищих» (Гал. 2:10). «Нищими» называли в то время иерусалимских христиан.
«Помнить нищих» означало собирать средства на их нужды. В других местах посланий апостола Павла эти сборы называются «сборами для святых» (1 Кор. 16:1), «вспоможением святым» (2 Кор. 9:1) или «подаянием для нищих между святыми в Иерусалиме» (Рим. 15:26). Апостол объяснял смысл этих благотворительных сборов тем, что духовные блага Евангелия пришли к язычникам из Иерусалимской церкви. И материальные дары Иерусалиму — как бы благодарный ответ новообращённых христиан из язычников (Рим. 15:27). Однако это — внешнее объяснение. Глубинный же смысл «труда любви» — укрепление живого единства и связи между столь различными по своему происхождению и культуре церквами, рассеянными по необъятной Римской империи.
Любовь Божия — дар. «Даром получили, — даром давайте» (Мф 10:8). Получили как благодать, — как благодать давайте. Поэтому апостол и называет щедрость в дарении «благодатью Божией» (2 Кор. 8:1) и «благословением» (2 Кор. 9:6). Пусть ваша милостыня будет как щедрое благословение, а не как вынужденный побор, — пишет он коринфским христианам.
Призыв к добровольному и щедрому дарению — постоянный мотив библейских нравственных увещеваний. Эту мысль и развивает Апостол, вольно цитируя различные места из священных книг: «Иной сыплет щедро, и ему ещё прибавляется; а другой сверх меры бережлив, и однако же беднеет» (Притч. 11:24). Наша благословенная щедрость привлекает к нам Божественное благословение свыше: «Человека, доброхотно дающего, любит Бог, и недостаток дел его восполнит» (Притч. 22:8).
Действительно, жизненный опыт показывает, что никто и никогда ещё не разорился из-за своей щедрости. В этом некое таинственное правило. Чем более жаден и скуп человек, тем меньше ему хватает. И напротив, чем более щедр человек, тем более он в довольстве — не одним, так другим. Щедрых любит Бог, их любят и люди. Щедрость — как бы аромат любви.
Можно сказать, что апостол Павел пропел гимн щедрости. Однако, будучи мудрым учителем и опытным пастырем, он прекрасно знает, что щедрость, как и веру, и любовь невозможно вызвать в себе произвольно. Поэтому он не призывает к спонтанному легкомыслию в этом деле, но делает оговорку: «Каждый уделяй по расположению сердца, не с огорчением и не с принуждением» (2 Кор. 9:7).
В человеке должно прежде созреть искреннее решение, чтобы затем проявиться в свободном поступке. Недаром апостол в Послании к Римлянам называет щедрость «харизмой», доступной не каждому: поскольку мы, «по данной нам благодати, имеем различные дарования» (то есть харизмы), то, если ты «раздаватель, — раздавай в простоте; ... благотворитель, — благотвори с радушием» (Рим. 12:6-8). — Да, это действительно так: не каждый может учить, не каждый пророчествовать, не всем дано управлять церковью, не все способны к подвигам аскезы, не все могут и щедро благотворить.
И всё же щедрость из многих даров наиболее желанный, ибо она есть ответ благодарности на высший Божественный дар любви. Поэтому щедрых любит Бог, их любят люди, у них много друзей, которые помогут в трудную минуту. Но главное для апостола Павла то, что дар щедрости, которую проявляют христиане, вызывает в душах людей благодарность к Богу. Ибо милость, оказанная человеку в его трудный час, даёт ему нашу любовь, которая есть отражение любви Божией.
Архимандрит Ианнуарий (Ивлиев)
Господь рассказал такую притчу: вышел сеятель сеять семена свои. При этом одни из них упали близ дороги, и их затоптали, и птицы небесные поклевали их. Другие упали на каменистую почву, проросли, но не было влаги — и всходы засохли. Другие упали среди колючек — разрослись колючки и их заглушили. Иные же упали на хорошую землю и принесли в сто раз больший плод. После этого Он возгласил: У кого есть уши, пусть услышит! (Иез. 12:2)
Ученики же Его стали спрашивать у Него о том, что означает эта притча. И Он сказал им: вам дано знать тайны Царства Божьего, а для остальных всё остается загадочным, так что они смотрят — и не видят, слушают — и не понимают. А притча эта означает вот что: семя — это слово Божье. Зёрна, упавшие у дороги, это те, кто слышит слово; но потом приходит дьявол и уносит его из сердец, для того чтобы они, поверив, не спаслись.
Попавшие на камни означают тех, которые, слушая, с радостью принимают слово и некоторое время веруют, но, будучи безвольны, во время гонений отказываются от него; Упавшие среди колючек — это те, кто услышал слово; но жизнь идет, их душат заботы о деньгах и житейских удовольствиях — и колос их не вызревает. Упавшие же на хорошую землю означают тех, которые, слушая слово, терпеливо хранят его в добром и чистом сердце, и в них оно приносит плод.
Какой лукавый и испорченный человек может сказать, что дождь не освежает его или что солнце не светит ему? Мы полны жалоб и претензий, и виноваты у нас все и вся. Знаем, однако же, что всё это предлоги и желание оправдаться в грехах. Ни одной души не оставляет Господь. Ни даже зародыша, спрятанного, преследуемого во чреве матери — псевдоматери, — которого касается Господь с нежностью, с предусмотрительностью, покровительствуя, защищая.
И если Христос, только лишь зачатый во внутренних Богородицы, подвиг Иоанна Предтечу взыграть в ликовании, а Матерь Его, Елисавету, возгласить, и если Симеон Богоприимец, колена и руки которого дрожали от снегов, упавших на власы его, потому что ему уже перевалило за сто и однако же он ожидал Господа — и Тот вот так пришёл, — нет человека на всей земле, в которого не было бы заронено семя Божие.
Однако что происходит? То, что мы услышали сегодня, нам давно известно, — и снова услышали истолкованное Христом. Что падает семя и налетают вороны, чёрные птицы — любые перелётные птицы — и хищно выхватывают семя, слово Божие, из сердца.
Падает семя Божие на перекрёстках дорог нашего сердца и нашего бродяги-ума и мыслей наших — и похищают его, попираемо оно людьми, новостями, обвинениями и клеветой, информацией и впечатлениями любых третьих лиц — и исторгается из нас семя. Или вновь всходят в бедном нашем сердце и внезапно взмывают жутко, как в страшном сне, подобно неким смертоносным растениям, плевелы страстей наших — и забивают семя.
Многие из нас — все мы — в совести нашей слышим голос Бога, слышим его и в Законе, и от маленького ребёнка, от нашего ребёнка, который плачет и просит молока или ласки. Но страсти наши забивают слово Божие. Не дают ему плодоносить, где бы мы ни были: в горах ли, в пещерах ли, в землянках ли или на автострадах и на чёрном асфальте мира, — везде говорит, обращаясь к нам, Бог — и в тюрьмах, и даже в аду, куда спустился Христос.
До каких же пор мы будем убивать семя Божие? Потому что слово-семя прорастает в нас, но тут же засыхает, едва начав укореняться в нашем сердце, ибо оно, сердце, окаменевшее, холодное, леденящее, безразличное, строптивое, не слушающее, глухое, неотзывчивое, необщительное. Итак, что же — нет силы у Бога? Нет силы в слове Его? Свобода нашего выбора — сия есть страшная, трагическая наша сила — власть упразднить Бога. Увы нам, когда нас улавливает, и услаждает, и влечёт к себе эта сила, которая правит отдаляющимся от Бога миром.
Архимандрит Дионисий (Каламбокас)