Сердцем у Распятия

Хочу поделиться такой печальной вещью: 60 лет я живу на Земле и только один раз я без рассеяния, без отвлечения мыслями, смог воспринять всю службу Стояния 12-ти Евангелий. Только один год, один раз – когда еще был школьником, когда мой организм не был тяжелым, на ногах не трудно было стоять. Я встал около отца. Отец читает, и я как погрузился – всем своим существом, умом – погрузился в евангельское чтение, и так до самого конца не отвлекался. Это было только один раз.

Сколько всего на службе требуется! «Кадило принеси, свечу подай, почему не то читаете, клирос почему не поет?», – для того, чтобы служба, бывает нужно много суеты. А тогда никто не суетился, а главное – я не был ответственен ни за что. И вот такое, я еще раз повторю, произошло раз в жизни. Я скорблю.

Было восприятие каких-то фрагментов – одного, другого: замечательные Евангелия, прекрасные стихиры – все это было, но в цельности, в совокупности это было услышано только один раз. Как нужно беречь такие мгновения и как нужно трудиться, чтобы Бог давал такие переживания!..

Вот сейчас дает, а вдруг больше не даст? Ты стоишь у Распятия, слушаешь Евангелие, а вдруг это – в последний раз? Хорошо, пусть не в последний, но в этот раз ты воспринял от всей души? А ты понял? А ты проникся? А ты был рядом с учениками? Был ли?

Ведь можно так и не дождаться такого участия, восприятия и той благодати, которую Бог дает людям – всем, даже детям и школьникам – всем тем, которые стоят и сердцем присутствуют у Распятия Господа нашего Иисуса Христа.

В бессилии

Служба построена так, что самые длинные Евангелия читаются только в начале, потом – все короче, короче и песнопений меньше. А песнопения звучат прекрасные, чудесные, и такие, о которых можно говорить очень долго.

Но я, когда эти все дни проводил не дома, а в другом месте (речь идет о больнице, из которой меня отпустили только на одну беседу в храм), я тщательно изучил всю службу (потому что там было самое удобное место, чтобы все еще раз внимательно прочитать) и ощутил полное свое бессилие передать эти тексты. Они не звучат в моих устах, когда я говорю о них в беседах, не звучат, когда мы разбираем их с семинаристами на лекциях, они все мимо ушей пропускают.

Это какая-то удивительная стихия: когда читаешь эти тексты вне богослужения, ты не воспринимаешь их во всей полноте, а на службе, бывает, ты отвлекаешься, разные мысли приходят. «Ох, вот еще что-то надо сделать, за это надо бы заплатить, пора делать ремонт, и обязательно не забыть купить хлеба», – все время что-то такое в голове толпится, вместо того, чтобы воспринимать то, что совершается на службе.

И поэтому я подумал: «Несмотря на бессилие, вот я возьму, и процитирую эту стихиру, этот антифон, эти слова:

«Мал глас испустил разбойник на кресте,/ велию веру обрете,/ во едином мгновении спасеся,/ и первый райская врата отверз вниде:/ Иже того покаяние восприемый,/ Господи, слава Тебе!» «Искупил ны еси от клятвы законныя/ честною Твоею Кровию,/ на Кресте пригвоздився и копием прободся,/ безсмертие источил еси человеком,/ Спасе наш, слава Тебе».

Здесь звучит удивительный прокимен: «Разделиша ризы Моя себе, и о одежди Моей меташа жребий». Евангелие одно, потом – сразу после 50 Псалма – другое и трипеснец, прекрасный, замечательный канон – трипеснец.

«Честнейшую херувим...»

В каноне интересна 9-я Песнь. Эту Песнь написал Косма Маюмский. Он эту Песнь написал как раз прямо-таки в Великий Пяток, как о нем пишут биографы. То есть, он и раньше хотел написать, но у него не получалось, но прямо в Великую Пятницу он написал. Какую же он Песнь написал?

Ирмос: «Честнейшую херувим и славнейшую без сравнения серафим, без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу, Тя величаем».

Такой Песни прежде не было, это он сочинил, Косма Маюмский. И как пишут биографы, жизнеописатели, Богородица Пресвятая Сама дала знать, дала понять Косме Маюмскому, что песни все хорошие, но наиболее ей приятна та Песнь, которую поют в Великий Пяток в этом каноне-трипеснце: «Честнейшую херувим и славнейшую без сравнения серафим...»

С этим песнопением связана целая история иконы, которая называется «Достойно есть», «Аксион Эстин», произошедшая на Афоне, но об этом – не сейчас.

После канона трижды поется песнопение:
«Разбойника благоразумного/ во едином часЕ/ раеви сподобил еси, Господи,/ и мене древом крестным/ просвети и спаси мя».

Имеет право, потому что любит

Я хочу обратить ваше внимание и на то, что экспрессия, обличение неразумных иудеев имеют полное право на существование. На Западе говорят: «Вот, какие у православных страшные слова, как сильно они ругают тех иудеев, которые взяли и Христа не приняли, отвергли!»

А как же их не ругать? И ярким образцом такого обличения является Андрей Критский. Уж кто-кто, а он, такой почитатель всего Ветхого Завета, своими ножками исходивший все эти места ветхозаветные, каждого из праведников ветхозаветных любит, и любит необыкновенно, но при этом не устает ругать и не стесняется ругать не принявших Христа иудеев.

Потому что если любишь, имеешь право и поругать: «Что ж вы, неразумные иудеи, почему вы так поступили?! Почему так сделали?!» Он имеет право ругать, потому что он любит.

И вот последние две стихиры, которые поются здесь, перед десятым Евангелием:
«Совлекоша с Мене ризы Моя/ и облекоша Мя в ризу червлену,/ возложиша на главу Мою венец от терний,/ и в десную Мою руку вдаша трость».

Солдаты издевались над Христом – как скипетр у царя, вложили в руки трость... И дальше песнотворец пишет: «Да сокрушу их, яко сосуды скудельничи». Кто такие эти люди, как они имеют право над Творцом всего мира смеяться? «Сосуды скудельничи» – то есть из глины вылепленные самим Богом. Взять бы эту трость, как палку, как дать хорошенько – и все их рассыпать мгновенно. А Он терпел всё это.

Далее – стихира Андрея Критского, которая звучит от уст Самого Господа, от Господа Иисуса Христа. Вот какое дерзновение имеется у песнотворцев, чтобы такие слова сказать:
«ПлещИ моя (то есть плечи) дах на раны,/ лица же Моего не отвратих от заплеваний,/ судищу Пилатову предстах/ и Крест претерпех за спасение мира».

Как ёмко, четко, страшно и прекрасно Андрей Критский от уст Самого Господа сказал...

Реальное участие

Заканчивается 12-е Евангелие, очень краткое. Первого часа вечером не бывает, а утром служатся Великие царские часы. Все расходятся по домам, идут аккуратно со своими свечками. Идешь, держишь свечку в руке, а вокруг ничего не видно.

Вот моя сестра однажды шла-шла-шла по улице, сбилась с дорожки, а там столб стоял фонарный, без света. Она – бац! – головой прямо в столб, потому что шла и на свечу только и смотрела. Все смеялись: «Что такое?», а она так шла, что ничего вокруг себя не видела... И дети конечно... Для них удивительно памятна и очень дорога бывает эта великая служба, Стояние 12-ти Евангелий.

Я ничего вам не могу передать, если вы сами не почувствуете, если вы сами не постоите, если сами не отложите всякое житейское попечение и послушаете, поучаствуете. Такое благодатное дело происходит в церкви с людьми: когда читается Евангелие, то Господь дает слушающим реальное участие в этих великих святых событиях.

Я вот только хочу прочесть отпуст, то есть, последние слова священника, когда он кланяется своим прихожанам, такие замечательные слова произносит:

«Иже оплевания, и биения, и заушения, и Крест, и смерть претерпевый за спасение мира, Христос, истинный Бог наш, молитвами Пречистыя Своея Матере и всех святых, помилует и спасет нас, яко Благ и Человоколюбец».

Только тайные ученики

В Великую Пятницу утром служатся Царские часы. Великие Царские часы. Есть два объяснения такому названию: или государь, царь присутствовал, или это Царь царей, Господь вспоминается. И то, и другое объяснение вполне уместно и вполне возможно.

Да, царь присутствовал на Царских часах. Государь-император, царь приходил на службу, как это очень часто делали византийские императоры. Больше того, императоры Византии не только присутствовали, они даже запевы делали, сами лично запевали. Запоет ирмос – все потом подхватывают. Не у всех императоров, конечно, были удачные голоса, но, тем не менее, и они очень хотели поучаствовать в службах – и они участвовали.

Великая Пятница: первый час, третий, шестой и девятый. Читаются три псалма. Причем, псалмы необычные, а два псалма – особенные, которые имеют отношение к страданиям Господа, а еще один, для того чтобы не потерять ориентацию, обычный для первого часа, для третьего, для шестого.

Но и там вспоминаются события, которые происходили тогда, в Великий Пяток. Вообще, во весь год, во весь церковный годовой круг, всегда часы посвящаются этим событиям:
«Иже в шестый день же и час/ нас ради плотию смерть вкусивый,/ умертви плоти нашей мудрование,/ Христе Боже, и спаси нас».

Вспоминается третий час, шестой, потом девятый – эти часы читаются особенно, потому что каждый час суток связан с воспоминанием Господа Иисуса Христа. На Великих часах поются стихиры, читается Апостол, потом Евангелие...

К сожалению, наши прихожане не понимают красоты этого богослужения. Но и у нас в храме, где мой отец служил, там тоже было мало людей на часах. Но это были те люди, которые на вес золота: они понимали. Их было человек 30-40-50, но они стояли, они слушали.

Не 150, не 250, а их было совсем немного. Вот это и есть тайные ученики Христа и мироносицы, которые понимали, ценили, любили и стояли. Удивительно. У нас в храме то же самое. Не все приходят, а только те, которые понимают и хотят не пропустить единственный раз в году это событие.

Благосердный плач восприим

Литургии в этот день не положено, так издревле принято. Ради воспевания страданий Самого Господа – не полагается литургии. Ближе к двум часам дня собираются люди в храм. Два часа дня, по времени близко к событиям смерти Христа. Распяли Господа в полдень, в три часа пополудни Он уже умер. «И, возопив гласом велиим, испустил дух». Тут очень мощное, энергичное слово кэкраксэ (греч.) – «крик»! «Возопив, испустил дух». В это время в Великую Пятницу как раз и совершается важнейшая служба.

И у нас в храме собирается уже много людей, потому что все знают, что будет вынос Плащаницы. Поются песнопения, стихиры, вход совершается. Но есть одна, очень важная стихира – стихира, которая всегда, во все времена была особенная:
«Тебе одеющагося светом яко ризою,/ снял Иосиф с древа с Никодимом,/ и видев мертва нага непогребена,/ благосердный плач восприим,/ рыдая, глаголаше...»

В это время совершается каждение вокруг престола, на котором лежит Плащаница. И потом, когда прочитают Трисвятое по «Отче наш», поется тропарь:
«Благообразный Иосиф/ с древа снем Пречистое Тело Твое,/ плащаницею чистою обвив,/ и вонями помазав, – то есть благоуханиями помазав, – во гробе нове покрыв, положи».

Во время пения этого тропаря выносится Плащаница, кладется посреди храма. Вокруг Плащаницы совершается каждение. И далее читается удивительный канон. Канон, который совсем не древнего происхождения, он сравнительно поздно написан, но такой канон, который ближе к нам по расстоянию — мы эту эмоциональность так легко понимаем, это так близко к нам.

Он называется: «Плач Пресвятой Богородицы».
«Обешена (то есть, «повешенного») яко виде на Кресте Сына и Господа,/ Дева Чистая терзающися вопияше горце,/ со другими женами стенящи глаголаше».

Припев: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе. Вижу Тя ныне, возлюбленное Мое Чадо и любимое,/ на Кресте висяща,/ и уязвляюся горце сердцем, рече Чистая:/ но даждь слово, Благий, Рабе Твоей».

Каждый год, когда мы читаем этот канон, то один тропарь увидит глаз, услышит ухо и он попадает в сердце, то другой тропарь – каждый год по-разному. А так и рассчитано: не может человек сразу воспринять весть текст, он же не механический робот, тут – на всю твою жизнь. Это такой запас благодатной силы! Ты можешь читать всю жизнь – и до конца не поймешь.

Верность

А вот и Роман Сладкопевец свой голос возвысил, а Роман – это был один из самых гениальнейших творцов песнопений. Его слова имели особенную силу, мощнейшую.
Кондак, Великая Пятница: «Нас ради Распятого, приидите, вси воспоим,/ Того бо виде Мария на древе, и глаголаше:/ аще и распятие терпиши,/ Ты еси Сын и Бог Мой!»

Это очень актуальные слова. У нас напрасно не арестовывают. Если арестовали, то, значит, не зря. Как это так? Вот тебе римский прокуратор, вот тебе первосвященники. Если арестовали, приговорили к смерти – значит по делу, так просто не бывает.

И Роман Сладкопевец кричит, просто кричит:
«Нас ради Распятого, приидите, вси воспоим,/ Того бо виде Мария на древе, и глаголаше:/ аще и распятие терпИши,/ Ты еси Сын и Бог Мой!»

Не преступник государственный и религиозный, нет! Даже если ты распятие терпишь, ты еси Сын и Бог мой. Верность. Верность во всем, до конца: у Креста, у гроба. Мало ли, что люди делают. И оружие прошло сердце, но если ты распятие терпишь, ты еси Сын и Бог мой!

Как это контрастирует с нашими словами: «Батюшка, время было такое, все скрывались и в Бога не веровали, и я тоже молчала, и я в церковь не ходила. И крестик не носила в школе, я боялась в школе». Вот! Даже если распятие терпишь, ты еси Сын и Бог мой! Чего ты боишься? Кого ты боишься?

И вот последнее, заключительное... У меня в ушах звучит все это как хорошая симфония в исполнении десяти симфонических оркестров: «Я вам передаю это». «Что вы мне передаете? Мы такого ничего не слышали». А вот слушайте. Ищите, слушайте. Вот я об этом-то и говорю: ищите!

Потому что Богослужение – это драгоценное богатство, наполнение всей жизни. Вся наша жизнь – это такая мелочь, даже у батюшки, и у меня тоже. Мелочь. Как я всю жизнь испортил, из больницы не вылезаю. Отчего? Да от грехов своих. Ничего другого. Вот тут у нас личное, незначительное. А вот это – Богослужение – значительное, всеобщее: Бог пришел пострадать за всех людей! Каждого из людей спас!

«Тварь бо Мою хотя спасти, изволих умрети»

Вот такие слова Песнотворец вложил в уста... Кого? Опять Господа Иисуса Христа. Даже так. Видите, Песнотворец, преподобный Иоанн Дамаскин изображен на иконе «О Тебе радуется». Он из всего рода человеческого вверх поднялся. И держит свой текст. Насколько дерзновенно! Смотрите, на иконе «О Тебе радуется» он поднялся над всем человеческим родом, он созерцает Господа Иисуса Христа и Пречистую Его Матерь.

И он протягивает свой текст, ибо он есть Поэт и Песнотворец, выше нет ничего на Земле. Он имеет дерзновение непосредственно Бога созерцать и Богородицу. И он вкладывает свои слова в уста Господа, и Господь говорит: «Хорошо, пусть так и будет. Если ты так сказал, может быть, Я тоже мог так сказать».

И вот, на «Слава...», в 9-й песни канона, мы слышим как из уст Самого Господа:
«О, како утаилася Тебе есть бездна щедрот,/ Матери втайне изрече Господь:/ тварь бо Мою хотя спасти, изволих умрети./ Но и воскресну, и Тебе возвеличу,/ яко Бог небесе и земли».

Вот такие люди, как Иоанн Дамаскин, имеют право так говорить. Мы не можем.

...После вечерни и повечерия Великого Пятка все уходят домой. И снова бедные мамы – суета и хлопоты, приготовление к Пасхе. Дети чаще мешают, чем помогают. Но, тем не менее, идет приготовление, идет жизнь...
...И начинается ночная служба Великой Субботы.

По материалам аудиодиска «Богослужения Великого Поста. Беседы Протоиерея Сергия Правдолюбова».