Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Ныне, братья и сестры, предложенное нам Евангельское чтение уникально. Нам надлежит глубоко прислушаться к тому, что донесли до нас два евангелиста. Это очень важно, важный был момент, так что они, эти два свидетеля, евангелисты, несколько даже рознятся в изложении этого события. Очень важно то, что перед нами, во-первых единственный случай, когда наш Господь Иисус Христос, всеведущий, знающий все, выразил Свое публичное удивление. Он удивился: «И в Израиле не нашел Я такой веры». А какая это была вера, сейчас мы подумаем вместе. И второе, что я сразу хочу заранее сказать, Его слово это есть некоторый посыл в каждого из нас прямо лично человеку верующему, как бы открытый канал для прямого общения с Богом. Но это нужно для тех, кто того желает и ищет.

Что же произошло?

В Своем родном городе, родном, как говорит евангелист, в городе Капернауме, Господь шел в синагогу. Около нее он встретил одного начальника. Это был римский сотник, командир оккупационной когорты, сотни римской. И тот стал Его просить странную вещь: исцелить его отрока. Мы бы подумали так сгоряча, что это его сын, но нет. Отрок – это слуга, а еще точнее раб. Римский легионер просит исцелить расслабленного, уже для всякой службы негодного раба своего. И тут Господь не удивился, а прямо ему сказал на его вопрос: Я приду и исцелю его. На что этот язычник, римский сотник, военачальник, офицер Ему стал возражать неожиданно: Нет, Господи, не трудись, я недостоин, чтобы Ты зашел в мой дом. Но только скажи слово, и этого будет довольно, исцелеет отрок мой. Ибо и я, имея под собой воинов, говорю ему, и он исполняет. И другому говорю, и он тоже исполняет. Я всегда довольствуюсь одним только словесным приказом. И этого бывает довольно. И Господь тут, обратившись ко всем, удивился публично и сказал, что в Израиле Он не нашел такой веры.

И вот теперь давайте остановимся и удивимся сами со своей стороны, что же тут необычного произошло. Первое, что бросается в глаза, это то, что римский сотник, язычник, оккупант вдруг показывает такое милосердие к своему слуге. В то время слуга был не человек. И даже неприлично было бы по отношению к нему испытывать человеческие чувства. Он был хорош, пока был здоров. Он был хорош и нужен, пока он был исполнителен и может быть и умен. И, кроме того, смотрите, ведь офицер этот, военачальник, человек суровой походной жизни, а слуга ему – это не домочадец, потому что он странник, он дома не имеет. И вот мы видим в нем какое-то особое проникновение в судьбу просто человека, как Господь нам изъясняет, ближнего. Вот где твой Бог, вот где твое спасение, вот где твоя радость, твое открытие.

И мы видим, что этот сотник римский был необычный человек. Но с другой стороны он был из новой формации верующих людей. В другом месте Господь показал ученикам на людей: посмотрите, как нивы побелели. Какой-то урожай человеческий здесь перед нами налицо. Господь хочет с этим уже работать. Зрелось какая-то человечества. Я напомню слова Василия Великого, который говорил о тайне Боговоплощения, о том, что только в тот момент, когда Господь воплотился, появилось человечество. До того после грехопадения человечества как такового не было. Оно было разъято на составные части. Из образа Божия появились боги. Из другой страстной части появились в преисподних тектонические силы, возникли различные технологии временной исторической жизни. И человека там не было.

Так вот многократно появление на земле Господа Иисуса Христа собрало человека. И перед нами мы видим такой экземпляр, не крещеный, но уже христианин, потому что он, сам того не зная, мыслит по-евангельски, говорит и чувствует так, как говорил и чувствовал Господь. В этом самом первом моменте, когда он говорит о слуге, он вопреки обычаю нашел там ценность, ради которой он подвиг себя на очень серьезное движение. Мы знаем из другого повествования евангелиста Луки, что это был еще необычный человек еще в том смысле, что он полюбил этот народ еврейский, религию, которой, кстати, римляне гнушались, считая, что это варварство, что это тьма, опасность даже для культурного мира, для цивилизации. Он настолько полюбил этот народ, что построил в этом городе Капернауме до сих пор существующую роскошную синагогу. Я был там и ее видел, роскошная синагога с колоннадой, мраморную такую. Спрашивается, мог ли этот офицер на свои деньги это сделать? Нет, конечно, никакого жалования на это не могло хватить. Значит, он подвиг на это местное население, местных богатеев, местную общину, какой-то, как мы говорим, административный ресурс применил, чтобы поднять это очень трудное дело.

Насколько же теперь и мы удивимся, велико было его желание, что он поднял на себя такой подвиг веры. Ведь это подвиг веры, не что иное. Как Раав блудница предала когда-то предала свой народ и обычаи для того чтобы пустить соглядателей в город. По вере она это сделала. Так он делает такие странные вещи. Мало того он, используя свою власть, по евангелисту Луке, сначала старейшин призывает, чтобы они о нем попросили у Господа. И они говорят, что достоин тот человек, который послал этих старейшин, чтобы Господь совершил это чудо исцеления. И оказывается этого мало. Он идет вслед этих старейшин и сам начинает просить за этого своего раба. Это второе.

Смотрите, как он подает это свое действие, это действие веры, которое выходит за все причинноследственные ряды. Ну, человек болен, человек в параличе, он отслужил. Дай ему спокойно умереть. Нет, он поднимается на такие вершины духовного подвига. И мало того, когда он получает теперь уже такое ходатайство, когда Господь просто говорит: Я приду и исцелю. Нет, говорит, не приходи. Надо так сделать, чтобы это было чисто, чтобы это было в какое-то пронзительное назидание, потому что я за него скажу: я истосковался по истине, я человек, я понял, что я родился как человек. Я понял, что надо смотреть иначе не на то, что мы видим. Видимое временно. Я хочу смотреть в то, что даст жизнь вечную. Другая мне не нужна, поэтому я буду действовать только по вере. Покажи не то, что Ты силен. Мы это видели: в Капернауме были исцелены тысячи людей, все это знали. Но для исцеления нужно что-то большее, чем желание восстановить свою прежнюю жизнь, стать здоровым.

Мы иногда подумаем сейчас: дай Бог не мне здоровья и долгих лет жизни здесь и сейчас. Страшно же. Поэтому он смотрит дальше, по вере сделать так, чтобы это было на весь мир, чтобы его здоровье никогда не было разочарованным, чтобы все это видели, что раб никому не нужный удостоился такого чуда, где Бог проявил Свою Божественную сущность. А Божественную сущность Бога знает только верующий человек. Бог не просто силен. Он не нуждается ни в каких действиях. Он Тот, о Котором сказано: наш Бог несуществующее называет как существующее. То есть он требовал по своей вере, чтобы Господь сотворил этого человека заново, сделал его первозданным, потому что сам сотник чувствовал в себе первозданность своего собственного человечества от того, что Христос, вочеловечившись, мгновенно изменил этот мир.

По слову Василия Великого человечество стало существовать именно в тот момент, когда воплотился Бог Слово. Вот эта мысль есть исповедание веры. Эта мысль есть требование жить только по вере. И посыл Господа к нам будут слова Господа о том, что Он удивился на весь мир и сказал: В Израиле не нашел Я такой веры. После Он скажет еще грустные слова, но я не буду сей-час разбирать и произносить их. «В Израиле Я не нашел такой веры», – Израиль это мы, люди новой формации, нового уровня жизни, новое человечество. Так вот жизнь наша только со Христом, только во Христе и только по вере. Но не по такой примитивной вере, что мы веруем, что Бог всесилен и все может, а по такой вере, что нам мало того, чтобы Он решил все наши проблемы. Мало того чтобы Он вокруг нашей судьбы был как бы опекуном, выстеливал нам все, все наши дорожки жизненные, чтобы Он дал нам беспопечительность, легкую старость и так далее, и так далее. И еще на наших детей что-то там заложил.

Вот сотник – новое человечество, Израиль. Новый Израиль должен быть такой веры, что скажет: нет Господи, я недостоин, чтобы Ты так в мою жизнь так вошел, в мой дом. Но скажи только зиждительное слово, Ты, Который несуществующее называешь существующим, Который благ в любом Своем деле, сделай со мной только то, что Ты Сам хочешь со мной сделать, а другого я не хочу, на другое я смотреть не буду. По-другому я шага не ступлю. И вот теперь я знаю, что я Твой, а Ты мой. И вот такую веру Господь поднял, похвалил и передал всем нам. И если мы отличаемся тем от старого Израиля, которого Господь отдал на поругание в последующих своих словах, если мы стоим на одном этом страшном коньке самолюбия, то мы не верим. А если мы не верим, то кто мы после того, как Господь родил в Себе человечество? Понес его на Себе, искупил его в Себе, дал ему путь новый и живой, где первый пошел во всем. Он сказал только одну вещь в Евангелии, самую главную центральную: если кто не отвержется себя, от этой самости своей, которая не есть его личность, его человечность, его будущность, его любовь, которая есть его болото и его могила, вот если от этой самости не отвержется, не может следовать за Ним по этому самому пути. «Не может следовать за Мной». И дальше: «не может быть Моим учеником», то есть он не будет сотворцом этой жизни В нем не будет развиваться Божественная жизнь.

Итак, в нас может быть только Божественная жизнь. Никакая другая. Никаких смешений быть не должно. Тогда всякое евангельское слово будет в нас живиться, оно будет нам понятно. Мы будем его творцы закона, не только слушатели, но творцы. И вера этого язычника, она, конечно, превышает веру всех-всех тогдашних юношей богатых, благочестивых, книжников, фарисеев. Боюсь, что и нашу тоже. Если мы устыдимся этого, то нам откроется вот этот путь к Господу личный, простой. Мы не будем человекоугодниками. Мы не будем потихонечку вытеснять Божественное из своей жизни, потихонечку прибиваться к этому мирскому болоту или морю. Это состояние напряжения оно характерно для всех последующих веков. До нас это дошло. Я хотел бы, чтобы мы наследовали первозданность и желание этого сотника. Он открыл в своем слуге ближнего. А святые отцы открыли, что ближний богом наречется. То есть тот, кто придет перед нами, Господь его нарекает – он твой ближний. Это мой Бог – так отцы говорили: «Ближний – моя жизнь, ближний мой бог».

Вот то, что Господь нам в этом эпизоде Господь очертил: будем ли мы с Ним или мы будем где-то рядом. Думайте сами.

прот. Алесий (Сысоев)