Добрый день, дорогие братья и сестры. В этой передаче я бы хотел с вами поделиться своими воспоминаниями об одном великом священнике, старце, духовнике Тульской епархии схи-архимандрите Христофоре Никольском, который прослужил в Туле около 50 лет и был духовником Тульской епархии более 40 лет своей жизни. И можно сказать, он почти наш современник, потому что он скончался 9 декабря 96-го года. И поскольку Господь мне ссудил лично быть с ним знакомым в то время, когда я был в монастыре Оптина пустынь, в который старец приезжал, и из этого монастыря мы ездили к нему в город Тулу, я хотел сказать несколько слов сначала о его биографии.

Будущий отец Христофор, которого звали в миру Евгением, родился в 1905 году в селе Семеновка тогда Липецкой губернии. Он был сыном священника, и родители его были Леонид и Клавдея. С детства был воспитан, естественно, в начатках христианской веры, учений, и мать с детства, также, как и отец, привила ему любовь к церкви, любовь к людям и любовь к Богу.

В семье было восемь человек, он был последним ребенком, и из его жизни известно, что родился болезненным уже тогда, с пороком сердца. И когда наступили времена Великой Отечественной Войны, он по инвалидности не был призван в армию, а был признан инвалидом третьей группы по сердечному заболеванию. Как интересно и, казалось бы, парадоксально: инвалид с детства, с сердечным заболеванием, инвалид третьей группы, даже не взяли на войну, а прожил до 91 года. Вот удивительно, как благодать Божья, как сан священника, постоянное служение Богу и людям дают человеку долголетие и дают человеку силы. Казалось бы, в немощном теле, но очень сильный дух.

Отрок Евгений, будущий батюшка Христофор, учится в гимназии, потом учился в электромеханическом техникуме, который закончил, работал инженером-электриком на различных предприятиях страны и там уже приобрел определенный житейский опыт, понимание жизни. Во время войны, как я сказал, он не был призван в армию по состоянию здоровья, работал на оборонных предприятиях страны, и был такой период в его времени, что он собрался жениться, уже было знакомство с будущей невестой. И вот когда было приготовление к свадьбе, получилось так, что невеста хлопотала о будущей свадьбе, и какими-то неведомыми судьбами промысла Божия за несколько дней до свадьбы она скоропостижно скончалась. В этом Евгений увидел знак Божий о том, чтобы ему все-таки пойти путем безбрачной жизни.

Так и получилось. Когда закончилась война, в 47-м году он был рукоположен во Всехсвятском соборе города Тулы в дьяконы, и был рукоположен целибатом, то есть безбрачным человеком. Есть такие исключения в церкви, он не был ни монахом, и не был женатым человеком, и вот такое состояние называется целибатство, то есть безбрачное священство.

Через год его рукоположили в священники, в 47-м году в том же городе Туле, и он служил на разных приходах Тульской области. А с 58-го года, после пострижения его в монашество с именем Евлогий, он начинает нести послушания и служить в храмах города Тулы. И почти в то же время был назначен духовником Тульской епархии за свою благочестивую, ревностную подвижническую жизнь священника.

Батюшка хотя и не имел духовного образования, но постоянно самообразовывался, то есть читал постоянно те книги, которые остались от его отца, который, кстати, был репрессирован и расстрелян незадолго до войны. У других священников собирал разную духовную литературу, и без книги его никогда не видели. Один из очевидцев рассказывает о том, что у батюшки было около 14 000 книг в его личной библиотеке, которые почти все были с пометками, то есть ни одна книга прошла через его ум, сознание, не осталась без его внимания.

Он потом поступил на заочный сектор Ленинградской духовной академии, был принят сразу на четвертый курс заочного обучения, но по своей занятости так и не закончил ее. Но рассказывают, из его жизни приводят следующие примеры его духовной находчивости, начитанности и рассудительности, которую он имел как дар от Бога. В беседе со многими людьми и в частности с атеистами батюшке иногда задавали каверзные вопросы: «А вот как, объясните, вы говорите, что Бог один, а у нас вер очень много». И батюшка отвечал: «У нас вот была тоже партия одна, а в ней тоже были и меньшевики, и большевики, но партия-то была одна». Приводил вот такой аргумент. Говорили ему: «Вы в Бога верите, а Бога никто не видел». И он говорил: «А ты ум свой видел?»

Еще иногда батюшка шутил, общаясь с атеистами: «Ну что же вы нас гоните? Ведь у нас одни нравственные ценности – у вас десять заповедей, и у нас десять заповедей. А вы нас гоните».

Однажды батюшке задали вопрос: «А почему, скажите, вас так смешно называют – «попы»?» Он говорит: «Ну а что тут смешного? Это сокращенное слово от других слов – «пастырь овец православных». А вот вы мне лучше ответьте на вопрос, почему вас так смешно зовут?» – «Как нас смешно зовут?» – «Ну вот скажите, как будет «заместитель комиссара по морским делам»? Как будет сокращенно? «Замком по морде». Вот это смешно, а не «попы».

Вот видите, даже в те, казалось бы, страшные времена гонений на церковь, когда мы знаем, что в 50-е – 60-е годы закрывались храмы при хрущевской власти, вера, надежда на Бога, всегдашнее упование, молитва давали старцам вот такую и уверенность, и бодрость духа, и, самое главное, что никогда в своей жизни не унывали. Вот такое рассудительное, твердое, неунывающее настроение духа старец, конечно, приобрел благодаря глубокой молитве, благодаря глубокой своей обращенности к Богу, которая умудряет слепцы. И как сам Господь сказал: «Когда вы будете ведомы пред царями и правителями, не ищите, что вам сказать или что возглаголить, ибо я вам дам уста и премудрость, которой не возмогут противиться все противляющиеся вам».

«Я дам вам уста и премудрость». Богом жил отец Христофор, и Бог всегда в своей жизни был с ним.

Мне посчастливилось лично быть знакомым с отцом Христофором, который впоследствии, после того как был пострижен в монашество, в 90-х годах был пострижен в схиму с именем Христофор. Я его еще застал в Оптиной пустыне, когда он приезжал на обретение мощей оптинских старцев, и тогда уже мы видели, что он поражен болезнью. Он был к этому времени, к 88-му году, уже окончательно слепым немощным старцем, и тогда была поразительной его глубокая вера, благоговение к совершению молитвы, его глубокое присутствие на богослужениях, когда он был полностью погружен в молитву. И нас, тех, кто видел, кто говорил с ним, общался, поразила его духоностность.

Имея такую возможность, выезжая в командировки в Москву, мы иногда проезжали через Тулу, в которой жил на покое отец Христофор, и имели возможность духовной беседы с ним. И о конкретных проблемах, о конкретных вопросах, которые я ему задавал, хотел бы сегодня с вами поделиться, думаю, что в них тоже есть определенная глубокая духовная польза.

Однажды я столкнулся с огромной духовной проблемой и ней приехал за советом к отцу Христофору. Рассказал, что один человек приехал в Оптину пустынь с большим грехом, и стал спрашивать совета, если бы он оказался на моем месте, что бы он посоветовал, какое духовное лекарство, которое мы называем в церкви «епитимьей», и советом предложить этому человеку? И он сказал: «Ты знаешь что, в таком тяжком грехе выход, конечно, один – это всегдашнее покаяние и милостыня». Меня это поразило – и милостыня. И он сделал на этом акцент.

«Ну и, конечно, если будет возможность, пусть читает по кафизме в день. И пусть не забывает Богородичную молитву – «Богородица Дева, радуйся», пусть читает по возможности ее как можно больше. И пусть у себя дома для милостыни, конечно, найдет такого человека, которому конкретно нужна была ее помощь, ее трудовая копейка. Потому что и милостыня, – говорит он, – должна быть с рассуждением. Не просто дать деньги, а он или она их потом пропьет. Нет, пусть найдет какую-нибудь бабушку, которой говорят родные: «Быстрее бы ты на тот свет отправилась, или тебя в дом престарелых проще отдать». И вот такому человеку пусть от всей души и с усердием помогает. Самое главное, что должно перемениться – ее сердце. Не только жизнь, но перемениться ее сердце.

И еще скажи этому человеку, пусть в терпении переносит скорби, клевету, напраслину, которые наверняка будут сыпаться на его голову, как лекарство от Бога, а он может это все относить, что это люди так относятся к нему незаслуженно. Пусть вспомнит свой грех и терпеливо несет эти напраслины и скорби. Потому что помнишь, что говорит старец Амвросий Оптинский: «Кто нас корит, тот нам дарит. А кто нас хвалит, тот у нас крадет». (Может быть, ударение по-русски неправильное, но рифма в данном случае совпадет).

То есть кто нас корит, тот нам дарит. А что нам он дарует? А дарует нам то, что мы упражняемся в терпении, в мудрости человеческой, в перенесении скорбей. А кто нас хвалит, тот у нас крадет. Почему? Потому что когда хвалят, человек надмевается, появляется тщеславие, самоуверенность, гордость, появляется самомнение, не считается с другими людьми. А грешнику такое положение неполезно и неправильно. Поэтому пусть иногда вспоминает то, чему учил преподобный Амвросий Оптинский: «Кто нас корит, тот там дарит».

И еще скажи, пусть читает Евангелие, Слово Божие, Священное Писание каждый день хотя бы понемногу. Как, помнишь, старец Амвросий говорил, что корова как бы, с утра когда наестся, потом все это пережевывает, эту жвачку, она постоянно ее пережевывает. И вот это пусть малые строчки Священного Писания, особенно Евангелия, пусть читает. Но важно, – говорит он, – читаемое разумевать». Вот прям так подчеркнул: «Читаемое разумевать». То есть чтобы хоть дошло немножко до ума и до сердца, а не простое механическое чтение.

«И еще, – он говорит, – помнишь слова старца Амвросия: «Не осуждение - без труда спасение». Пусть никого и никогда не осуждает. Как в 50-м псалме: «Грех мой предо мною есть выну». То есть всегда на себя смотри, а не на других людей – кто как живет и кто как спасается или погибает».

Старец говорил: «Осуждение грешнее пьянства». И говорил присказку: «Ешь кашу с грибами и держи язык за зубами». «Помните, – говорит, – апостол Иаков говорит, что язык сколько много зла делает. «Муж мудр безмолвие водит, и во многоглаголании не избежишь греха». Поэтому, говорит, все время задумывайтесь над своими словами. А сейчас болтовня, распущенность и пустословие. И старец Христофор говорил: «Мне помнятся наши старые люди, они много не говорили, но говорили всегда взвешенно, рассудительно и мало».

Как-то однажды я ему задал вопрос: «Батюшка, а как бороться с унынием?» Потому что оказывается, что уныние есть не только у мирян, у светских людей, оно часто иногда посещает и священников, и монахов. И батюшка мне тогда говорит: «Труд и молитва. Помнишь, как Антонию Великому было видение: ангел немного молился, немного трудился, немного молился, немного трудился. Вот так должно у нас все быть в меру – труд и молитва. И еще помни слова преподобного Амвросия: «Скука унынию внука, а лени родная дочь. Чтобы прогнать ее прочь, в деле потрудись, в молитве не ленись, тогда и скука пройдет, и усердие придет. А если к сему терпение и смирение прибавишь, то от многих зол себя избавишь».

У батюшки была потрясающая память, он любил старца Амвросия и почти наизусть его цитировал. Я спросил еще у батюшки: «А как быть, что чувствуешь, что в себе нет прежнего огонька, горения, ревности, чувствуешь, что в какой-то молитве, в духовной жизни поостыл?» И тогда он говорит: «Надо себя перебарывать. Не хочешь молиться – молись, не хочешь духовную литературу читать – читай, не хочешь служить – служи». И всегда призывал, чтобы поминали Богородицу, говорит: «Недаром Серафим Саровский сказал, он знал, что говорил: «Читайте Богородичное правило, в нем великая благодать, и Матерь Божия помогает». Но вот то, что перебарывать себя надо и переламывать – это, конечно же, под лежачий камень вода не течет. Это было девизом старца Христофора.

«А как быть с тщеславием? – спросил я у батюшки. – Когда иногда что-то получится сказать, ответить или проповедь как-то удачно сказать, чувствуешь, что внутри что-то поднимается самовосхваляющее». И тогда он говорит: «А ты скажи, когда что-то в жизни получилось: «Господи, ты помог, ты научил, ты наставил. Не нам, Господи, не нам, но имени твоему дай славу». Я говорю: «А бесы-то все-таки нашептывают: «Молодец, молодец!» А он тогда говорит: «Да, нашептывают, что молодец, и это Его дело».

Я спросил: «Батюшка, а кто у вас из духовных отцов, духовных писателей был любимым отцом?» Он говорит: «Книг много читал, и знаешь, все-таки преподобный Амвросий Оптинский и Серафим Саровский, они писали не богословским языком, а простым, для простого народа. Вот помнишь: «Хоть взади, да в одном стаде (то есть в стаде овец Христовых»), – старец Амвросий учил.

А преподобный Серафим Саровский говорил: «Вот придут к тебе когда сестры по монастырю и будут осуждать: «Вот этот так делает, вот этот так делает», а ты скажи: «Я уж с собой-то разобраться не могу, что мне других судить».

И старец Амвросий, помнишь, говорит: «Придет когда-нибудь к тебе сестра и начнет празднословить, тараторить, других осуждать, а ты ей скажи: «Знаешь что, давай с тобой лучше сейчас Псалтырь почитаем». Так она в следующий раз к тебе и не придет, потому что так ее и отвадишь».

Однажды келейник старца Амвросия говорит: «Батюшка, я в Вас что-то ничего особенного и не замечаю, вот если только рассудительность». А старец Амвросий говорит: «Ты знаешь, а рассудительность, она тоже что-нибудь да значит».

Хотя у святых отцов действительно рассудительность была величайшей добродетелью. И старец Христофор говорил: «Человек, имеющий молитву, может упасть, человек, имеющий терпение, может недотерпеть. А человек, имеющий рассуждение Божие, всегда спасется. Потому что рассуждение, – говорит он, – царица добродетелей». И он повторял, конечно же, мнение святых отцов: «Рассудительность – царица добродетелей».

«Батюшка, а как часто причащаться мирянам?» – спросил я его. Он сказал: «Во все двунадесятые праздники обязательно. А так, может быть, в сорок дней или в месяц один раз можно причаститься. Но вот если пост, то можно и каждую неделю, потому что и так же все-таки пост есть». «Батюшка, – спросил я, – если нет поста, то сколько дней мирянам говеть перед причастием – два дня или четыре?» Потому что у нас получается, если постимся, то, получается, среда, четверг, пятница, суббота, а если четверг день не постимся, то тогда, получается, два дня – пятница или суббота. И он тогда говорит: «В крайнем случае можно и два дня, но правила вычитывать обязательно и на всенощные быть обязательно».

Спросил еще однажды: «Батюшка, а как нам, монахам, держаться Иисусовой молитвы? Какое правило?» Тогда он говорит: «Ну у вас же было и должно оставаться Оптинское правило – «правило пятисотницы», то есть пятьсот Иисусовых молитв должно быть вашим повседневным дыханием. Потому что недаром старцы держались этого правила, и вам его непременно надо держаться. Но только чтобы это было не столько устами, сколько умом и в сердце».

Однажды в разговоре он мне сказал: «Все-таки Иисусову молитву и Богородичную молитву надо читать гласно, хоть шепотом, но читай ее вслух, потому что умственно можно читать только «Господи, помилуй». Потому что почему-то святые отцы, – сказал он, – сказали, что от умной молитвы можно немножко повредиться. Поэтому начальным, хоть шепотом, хоть про себя, но все-таки надо читать ее гласно». Вот был такой конкретный совет схиархимандрита Христофора об Иисусовой молитве.

Старец рассказал однажды такой случай. Была монахиня, и она себя считала подвижницей, что достигла уже определенной духовной меры, высокой. А ей было видение: ты вот иди лучше в такое село, найдешь такую-то женщину и у нее поучись. Она про себя подумала: я же монахиня, подвижница, чему я могу научиться у светской женщины? Приходит в село, находит, о ком ей было сказано, смотрит и спрашивает у нее: «А что ты делаешь-то?» – «Как что делаю? Не видишь, белье стираю». А кругом дети стоят – ей же надо накормить, прокормить, одеть. «Ну а про себя молитву Иисусову читаю». И она так и была научена этим примером, что она только молитвы читала, а дел никаких не имела. А эта вроде бы женщина занимается обыкновенным, простым мирским делом, а в то же время старалась еще читать и Иисусову молитву. Вот так и было ей показано, что труд и молитва должны всегда сочетаться в жизни человека. А гордиться, надмеваться своей молитвенной жизнью, конечно же, никогда в жизни не следует.

Еще батюшка говорил: «Вот сейчас многие спрашивают: «Батюшка, благословите в монастырь, благословите в монастырь…» А я им говорю: «Монастырь – не дом отдыха, а дом подвига». Они приезжают и говорят: «Ой, батюшка, такая благодать, такая райская обстановка! Два дня пожили – и столько благодати!» А я им говорю: «Я тоже так раньше думал. Одно дело – приехать в гости, одно дело – приехать в паломничество, одно дело все это посмотреть со стороны. А когда начнешь повседневной жизнью жить, то столкнешься с разными обстоятельствами жизни, когда тебя не как гостью, не как паломницу будут гладить по головке, а когда начнутся смирительные обстоятельства жизни, когда тебя не по головке начнут гладить, а начнут гладить против шерсти. Для чего? Чтобы ты чему-то в монашеской жизни научилась. Потому что если тебя будут гладить только по головке, ты никогда и ничему, а самое главное – смирению, не научишься. А когда гладят против шерсти, а ты стараешься не показывать, а мудро переносить, тогда ты чему-нибудь научишься». А когда человек не знает об этом, не готов к этому, не настраивает себя на то, что монастырь не дом отдыха, а дом подвига… Чтобы не было никаких искушений, сначала надо научиться жить мирской жизнью, то есть в миру стать настоящими христианами, в миру постараться, насколько от нас это возможно. А к монастырю готовиться как к подвигу, а не принимать скоропалительных решений».

«Батюшка, а как быть с гневом?» – спросил я его. «Что в Писании, – говорит он, – сказано: «Гневаясь, не согрешайте. Солнце да не зайдет во гневе вашем». – «Ну, батюшка, ну я благочинный. Вот часто то один не сделает, то другой что-то проспит, то другой не выполнит свое послушание. Вот так заводишься, а к концу дня вообще уже и гнев, и раздражение. Вот как быть?» А он говорит: «Я вспоминаю благочинного в Псково-Печорском монастыре. У него голос был не выше, не ниже, подходит и говорит: «Вам необходимо исполнить такое-то, такое-то послушание. Вы должны пойти туда-то, туда-то, вы должны сделать то-то и то-то». О, – говорит, – голос был у него – не выше, не ниже. Так что ты старайся из себя не выходить».

Он говорил: «Мне вспоминается одна игуменья, которая пришла к старцу Амвросию и говорит: «Батюшка, а как мне вести себя с сестрами?» И тогда он ей говорит: «Валяйся у всех в ногах». Она удивилась. И батюшка через паузу сказал: «Мысленно, но виду не подавай». То есть когда человек смиряется, все-таки она игуменья, но виду не подает, вот тогда будет правильное, ровное, не превозносительное отношение к сестрам и к своим подчиненным».

Я застал и почти последние дни отца Христофора. За несколько дней я приехал к нему в Тулу и в беседе спросил: «Батюшка, как ты себя чувствуешь, как твое здоровье?» И он мне сказал: «Ты знаешь, плоть моя немощна, а духом я бодр!» Да-да, вот так и сказал: «А духом я бодр!» Ему был 91 год.

И у меня осталось на всю жизнь это впечатление, как в немощном теле умирающего человека есть это огромное присутствие духа, потому что помним мы слова Христа Спасителя: «Сила моя в немощи совершается». Поэтому будем помнить эти небольшие, но мудрые советы и наставления схи-архимандрита Христофора, которому Господь да сотворит вечную память и упокоит его в селениях праведных, а нам всем дарует крепкую веру, надежду и любовь друг к другу. Аминь.