В день Великого Четверга и воспоминания Тайной Вечери вечером совершается одна из самых удивительных служб, которые вообще существуют в Православной Церкви. Если бы какое-то наказание можно было бы придумать: «Вот за то, что ты так себя вел – в Великий Четверг вечером не пойдешь на службу», – это было бы самое страшное наказание.
Эта служба называется Стояние 12-ти Евангелий. Служба имеет необыкновенную древность.
Еще в IV веке одна путешественница, ученые спорят о ее имени, в Иерусалиме наблюдала эту же службу, которая сохранилась до наших дней без всяких изменений и искажений.
Только мы не ходим по местам страданий Господа, а те христиане ходили: они приходили к дому Тайной Вечери, к Сионской горнице – там читалось Евангелие, и потом они шли к потоку Кедронскому и в Гефсиманию – там читалось второе Евангелие... И это всё сохранилось на протяжении веков.
Я уже говорил, что даже в западной, европейской культуре эта служба так же сохранилась, и мы знаем интересные, прекрасные, замечательные – как их можно назвать? Они так и называются: «Страсти по Матфею», «Страсти по Иоанну», которые написал Иоганн Себастьян Бах. На эту службу писали музыку и другие композиторы, и вся ее структура сохранилась даже и в западном – не только в католическом, но и в протестантском богослужении.
Служба построена очень просто: читаются все Евангелия, которые рассказывают о страданиях Господа. Сначала – о Тайной Вечери, потом – беседа с учениками, а потом уже – о страданиях Господа. Принцип совсем простой, понятный.
А между евангельскими чтениями, выступают людие же, то есть хор, традиционная роль которого имеет свою богатую историю в древнегреческой культуре. Не будем дальше проводить аналогии.
Хор – это те люди, которые переживают сказанное, обращаются к нам, подсказывают нам – о чем думать, как молиться, что переживать. Это происходит в так называемых антифонах, когда по Уставу полагается петь одно песнопение сначала хором с правой стороны, а потом это же песнопение повторяет хор с левой стороны.
И снова: хор начинает строфу с правой стороны, а потом хор слева повторяет то же песнопение. Между чтением первых пяти Евангелий стихословится по три антифона. По «Слава и ныне» – строфа, посвященная Богородице. Всего антифонов 15 (Пять раз по три антифона).
Эта служба не является торжественным бдением, паникадило в центре храма не зажигается. Это утреня, и утреня очень суровая: утреня без всяких украшений. Это утреня, которая у нас сейчас служится с шести часов вечера, но в древности, конечно, она служилась именно в темноте, перед утром, и поэтому те переживания, которые мы здесь, в нашем храме, испытываем мы могли бы, конечно, переживать и так, как было это в древности.
Почему я так оговариваюсь? Потому что теперь с Воскресенья в Москве один час прибавили, и теперь всё время солнца слишком много, а все-таки 12 Евангелий должны читаться, как и было в древности, в темном храме, в темноте.
О
дна из деталей: в храме зажжены только лампады, но не все лампады – не полиелей. В храме почти темно. В 60-е годы, когда я учился в школе, я имел счастье молиться и участвовать в службе в храме деревянном, рубленом, в котором не было электричества, и я увидел, как это было в древней Руси.
Храм темный, ничего не видно, и вдруг диакон (если он есть) или священник: «И о сподобитися нам, слышанию Святаго Евангелия, Господа Бога молим!» – и в это время все люди зажигают свечечки.
Те, которые рядом с батюшкой стоят, они норовят у батюшки зажечь. Те, которые подальше, они тоже хотят у него зажечь. Или от Креста... Посреди храма Крест стоит, Распятие. И по всему храму вдруг зажигаются-зажигаются-зажигаются огоньки – их так много! Весь храм начинает сиять светом множества свечей. И весь храм освещается, окна все горят: издалека смотришь – окна пылают. Почему? Слово Божие звучит. Слово Божие, Господь говорит.
И кончается чтение Евангелия, и все задувают свои свечи, и храм снова в полном мраке. В полной темноте. И тут справа и слева, и на двух клиросах, и псаломщики, они рассказывают и поясняют, делятся и обдумывают: о чем же было сказано в Евангелии, как поступили ученики, а как беззаконный Иуда «не восхоте разумети?»
И потом снова: «И о сподобитися нам...» – и снова весь храм зажигается огнями. И я бы особо обратил на это внимание: какой почти потерянный нами эффект! У нас кругом – электричество-электричество-электричество, а там была естественная свеча. Когда она горит – всё сияет, потом, когда ее гасят – всё темно.
И я всегда-всегда, уже много лет вспоминаю Господин Великий Новгород, не могу об этом не упомянуть. Этот город – удивительный русский город с удивительно русским Кремлем, а не итальянским. Из этого Кремля видны поля, на которых летом стога сена стоят, жаворонки кричат. Это город, который органично связан с природой.
А еще город этот – город Православия и веры. И этот город так любили древние новгородцы, что они наподобие своих мастеров, которые украшали речным жемчугом своих дочек, они украсили и город свой такой интересной особенностью, именно Господина Великого Новгорода.
Если подняться на башню (там колокола-то не высоко стояли), которая сторожевая, она видна и сейчас посреди Кремля, и посмотреть в южную сторону, то вы увидите даже сейчас, что весь горизонт Великого Новгорода украшен храмами, которые, как ожерелье, опоясывают город.
С правой стороны – Юрьев монастырь, потом Спас Нередица – древний храм XII века. Дальше смотришь – Спас на Ковалевом поле. Дальше – храм Успения на Волотовом поле. Последним цепь замыкает Варлаамо-Хутынский монастырь.
И вот представьте себе: в каждом храме идет служба 12 Евангелий. Начинается служба, в принципе, почти в одно и то же время (плюс-минус совсем немного), и вот в одно мгновение в темноте вдруг зажигаются окна во всех храмах – и это ожерелье горит и светится, слово Божие звучит, читается Евангелие, сияет всё. Потом вдруг – раз! – все свечки погасили, и опять темный горизонт. Какое участие в жизни людей!
А ведь кроме света ещё и звук участвует – колокольный звон. Потому что, как только начинается Евангельское чтение, то в колокол ударяется столько раз, каким по счету идет следующее Евангелие. А люди в храме стоят, в руке держат свечку и снизу делают зарубку: сколько Евангелий прочитали, а сколько осталось. Особенно дети любят так делать.
Чтобы не отвлекаться от внешнего, детского восприятия, вспомним еще одну интересную традицию: принято последний раз, после чтения 12-го Евангелия, свечу не гасить, а нести ее домой, и от нее зажечь лампаду, и чтобы эта лампада горела круглый год. В древности не было возможности на самолете привозить Благодатный огонь, а у русских православных был этот огонь стояния у Креста, огонь стояния и соучастия в жизни Спасителя, в этом великом богослужении.
И еще – из детских, внешних впечатлений после службы стояния 12-ти Евангелий. Идешь из храма домой, бурный весенний ручей уже иссяк, слышатся лишь легкие-легкие звуковые ступени – разговор воды весенней, тончайшим образом, без рева и шума, а именно предпасхально, и с участием в страданиях Господа...
Наш храм не стоял на высоком холме, и деревни, которые окружали наше село были довольно далеко расположены, и все-таки, помню нам, детям, всегда хотелось увидеть (и мы видели, много раз видели), как люди несут Четверговый огонь.
Ночью идешь домой после службы (ну как – ночью: в десять, в пол-одиннадцатого, в одиннадцать) и видишь: змейка горящая... Ветра нет, люди несут свои свечки, тропинки освещаются, словно горящие змейки: это пошли в Баженово, это пошли в Самылово, а это – в Булгаково. Одно из самых сильных впечатлений от этой прекрасной службы.
Есть и еще один обычай, хотя уже народный: когда придешь домой, то очень аккуратно, конечно, чтобы не подпалить ничего, надо взять свечку с огнем от 12-ти Евангелий и, когда проходишь в дверь, на косяке потихонечку взять и крестик – аккуратненько, чтобы ничего не загорелось – выжечь, чтобы этот огненный, огневой крест сохранял твой дом дни твоей жизни во весь год.
Но вернемся к службе, к ее содержанию. Если мы бросим взгляд на всю мировую литературу, выстроим ее в пирамиду – кто лучше написал, кто выше написал, то пирамида завершится, естественно, Священным Писанием Ветхого и Нового Завета. А внутри пирамиды Священного Писания на вершину попадет Евангелие от Иоанна. А самая вершина всех вершин – это Первосвященническая беседа Господа Иисуса Христа с учениками Своими. И на самой-самой вершине – молитва Господа Иисуса Христа Отцу Своему. Тут раскрывается уже внутрибожественная жизнь, когда Сын Божий молится Своему Отцу. Ничего выше этого нет.
Какие бы ни были большие трудности в жизни, если плохо, тоскливо, и жить не хочется, открывайте 14-15-16-ю главы Евангелия от Иоанна и читайте. Всё пройдет. Это чудодейственно, это я на себе испытал много раз за всю свою жизнь.
Итак, посреди храма стоит Распятие, читается шестопсалмие, поется:
«Егда славнии ученицы / на умовении Вечери просвещахуся».
Совершается полное каждение всего храма. Приходит батюшка, встает перед Распятием, и, если есть протодиакон, то протодиакон, если нет, то просто диакон говорит: «И о сподобитися нам слышанию Святаго Евангелия, Господа Бога молим!»
Особенным торжественным напевом хор поет: «Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!». «Премудрость прости, услышим Святаго Евангелия: Мир всем!» – и начинается вот это Евангелие, которое, обращаю ваше внимание, читается так только лишь единственный раз в году. Фрагменты из него читаются – одна тема, другая тема, но чтобы во всей целокупности – это никогда не повторяется.
И вот здесь нужно ни в коем случае не зазеваться, ни в коем случае не пустить в голову мысли другие, отбросить всё свое житейское помышление: встань и слушай, как Господь говорит со Своими учениками. Господь говорит с учениками – каким заботливым голосом, с какой любовью предупреждает о том, что может быть и как может быть.
И говорит он такие слова редкие: «Чадца мои», – то есть, «детки мои», а некоторые из них гораздо старше по возрасту земному, чем Господь Иисус Христос. «Детки мои, чадца мои!» – и вот эта откровенность поразительная, Господь ничего не скрыл от Своих учеников, Он им всё открыл, всё сказал. Иуда-предатель вышел, ушел, и Господь говорит: «Чадца мои». Так важно. Ни в коем случае этого не пропустить.
Мы слушаем-слушаем-слушаем Его слова, и тут Господь говорит: «Встаньте, пойдем отсюда». Откуда? Из той самой Горницы Сионской, той, где Тайную Вечерю Он только что совершил. И они выходят на улицу. В Иерусалиме одна улица, крайняя, другой второй нет даже в наше время. С левой стороны – городская стена, с правой – открытая сторона. И по этой улице Господь с учениками стал спускаться вниз, к потоку Кедронскому.
Опытные люди, которые жили и живут в Иерусалиме, рассказывают, что Господь не давал ученикам какое-то теоретическое рассуждение, Господь не богословствовал, а говорил просто и органично. Они идут, а дело было весеннее...
А весной, вы знаете, кто проводит больше всего времени на земле? Надо все устроить, успеть до Пасхи, успеть до жары – подрезать ветки в винограднике, почистить их, отломить, отрезать сухие, сжечь ненужное.
И вот именно в этот характерный период работы в винограднике, когда убирались и сжигались засохшие ветки, Господь идет с учениками, видит – с земли дымок поднимается от виноградника, Он и говорит: «Я есмь лоза, а вы – гроздья. Всякая ветвь, которая не находится на лозе, ее отсекают и отрубают, и в огонь бросают».
Мы зрительно это видим, мы это ощущаем, идем с Господом. И ученики идут, слушают, Он с ними разговаривает, говорит-говорит-говорит. А потом так речь заканчивается: «Сия глагола Иисус, и возведе очи Свои на небо и рече: «Отче, прииде час: прослави Сына Твоего». И вот тут – Первосвященническая молитва, выше которой нет ничего. И она открыта всем нам – умным и неумным, ученым и неученым: читай, слушай, удивляйся, вдохновляйся.
С окончанием молитвы заканчивается это поразительное Евангелие, и поется антифон: «Князи людстии собрашася на Господа и на Христа Его».
«Лазарева ради востания, Господи,/ осанна Тебе зваху дети еврейския, Человеколюбче;/ беззаконный же Иуда/ не восхоте разумети».
Внимательные услышат здесь вот такой рефрен, который повторяется и в другом антифоне, в третьем антифоне: «Беззаконный же Иуда/ не восхоте разумети». Это не от того, что еще и еще хотят его поругать, а для того, чтобы нам понять, чтобы нам осознать, что произошло. Ведь никто не гарантирован от внезапного и самого что ни на есть простого предательства твоего ближнего, человека.
Апостол Петр как отрекся? Да он почти не задумался: «Не знаю я этого человека». Он не хотел делать что-то такое грандиозное, а просто: «не знаю этого человека». А разве мы не можем так же легко-легко отказаться от ближнего нашего, который является младшим братом Господа Иисуса Христа или его младшей сестрой?
...Читаются Евангелия, каждый евангелист по-своему раскрывает события, мы слушаем, думаем, переживаем и радуемся.
По материалам аудиодиска «Богослужения Великого Поста. Беседы Протоиерея Сергия Правдолюбова»