В современном мире неспокойно: частью нашей повседневной жизни стали события и явления, открыто враждебные христианскому мировоззрению. В таком окружении христианину очень легко проникнуться духом «ответной» враждебности. Верующие люди часто начинают бороться с духом мира сего средствами и методами, которые им привычны, которые на самом деле позаимствованы у того же самого мира. Полемика на православных сайтах и форумах, полная язвительности и ненависти, митинги мирян «за» и «против» того или иного священно­служителя, борьба «ревнителей» разного толка, взаимные обличения посредством СМИ… Но к такой ли борьбе мы призваны?

В основе христианской жизни, христианского подвига — борьба с собственными страстями, по святоотеческому выражению — невидимая брань. Помним ли мы об этом? С чем конкретно нужно бороться? Как увидеть себя самого и распознать причины своих поступков? Что делать, если духовная жизнь кажется надоевшей рутиной? С вопросами о смысле борьбы видимой и невидимой мы обратились к Епископу Саратовскому и Вольскому Лонгину.

 

— Владыка, в наших храмах сегодня проводится катехизация, занятия по основам вероучения. В то же время многие священники говорят, что подобным образом можно познакомить человека только с теорией христианской жизни. Очень трудно убедить его стать христианином на практике: изменить свою жизнь, даже понести скорби, а главное — вести напряженную внутреннюю борьбу с грехом.

— Действительно, убедить в необходимости напряженной внутренней борьбы сложнее всего. Не легче — убедиться в этом самому. Эта борьба — наверное, самая непростая часть христианской жизни, потому что она должна быть постоянной. Собственно говоря, это повседневная борьба с самим собой — со своими немощами, со своими страстями, с тем, к чему так привык наш ветхий человек. И в этой брани абсолютно каждый из нас претерпевает наибольшее количество поражений. Даже страшные страдания, которые испытывали мученики за Христа, были ограничены во времени, а напряжение внутренней борьбы — это то, что сопровождает хрис­тианина всю жизнь, до самой смерти. Недаром у святых отцов часто встречается такое выражение: «Отдай кровь и приими дух».

Почему для христиан во все времена был так привлекателен пример преподобных отцов — будь то древние святые, преподобные Сергий Радонежский, Серафим Саровский или любой другой преподобный? Они показали всему христианскому миру образ евангельского жития, которое строится на преодолении не только грубых грехов, но и повседневных, простых, порой, на первый взгляд, вполне невинных, но, тем не менее, далеких от христианства проявлений греховной человеческой природы. В процессе этого преодоления человек освобождается от последствий грехопадения и восстанавливает в себе искаженный грехом образ Божий.

— Что такое грех и что такое страсть? Как и с чем мы должны бороться, в чем исповедоваться?

— Это азбука духовной жизни, которая очень хорошо изложена у многих святых отцов. Грех — это поступок, который мы совершаем. Скажем, я взял и обругал кого­-то — это грех. А страсть — это его причина, то, что живет в моем сердце, греховный навык, внутренняя склонность, привычка, которая мною обладает. К примеру, у человека есть страсть раздражительности, поэтому он сегодня на одного накричал, другого толкнул, тому грубо ответил, то есть совершил конкретные грехи — поступки. Но в основе этих поступков лежат живущие в человеке страсти — или раздражения, или высокомерия, или злобы, и так далее.

Бороться нужно со страстями. Все святые отцы, от древних до новых, говорят о том, что нужно бороться в первую очередь с той страстью, которая лежит на поверхности и проявляется сильнее, больше других вредит душе. Так человек приобретает опытность, видение того состояния, в котором он находится, глубины своего падения и начинает познавать, с одной стороны, всю меру своей немощи, а с другой — силу благодати Божией, которая помогает ему. Если он борется и у него что­то получается — то только благодаря этой помощи Божией.

Мы должны бороться, сдерживая себя в греховных поступках и прибегая к Таинству покаяния. Исповедовать надо и грехи, и страсти, если мы их видим в себе и осознаем. Но чаще всего, приходя на исповедь, человек говорит примерно так: «Батюшка, вы знаете, я на жену накричал, но она сама виновата…». Далеко не каждый человек и далеко не сразу может осознать: «Я согрешил, потому что во мне живет вот такая-­то страсть».

— Почему же человеку так сложно увидеть свои страсти? Просто трудно быть честным с самим собой или есть еще и другие причины?

— Вы очень точно определили одну из важнейших причин. Человеку действительно очень трудно быть честным с самим собой. Даже очень хорошие люди часто пытаются обмануть самих себя относительно своего состояния, не признаваясь себе порой в самых очевидных вещах.

Сегодня в интернете стало модным такое слово — «расцерковление». Это явление в какой­-то степени закономерно, в нем нет ничего необычного, потому что всегда со временем во всех человеческих чувствах, эмоциях, стремлениях происходит некое охлаждение. Некоторое время тому назад человек пришел в Церковь, открыв для себя новый мир. Начал жить церковной жизнью: исповедоваться, причащаться, поститься, соблюдать какие­-то обычаи и традиции. Прочитал «Лето Господне» Шмелева, научился печь куличи, яйца красить, овладел специфическим церковным лексиконом — одним словом, воцерковился. Но проходит время, и его начинают посещать мысли: «Что­-то я все время хожу, исповедуюсь в одном и том же. И год назад, и пять лет назад на исповеди то же самое говорил. Вроде бы все исполняю, и… ничего не происходит». Он смотрит вокруг себя, а окружают его по большей части неверующие люди, и начинает задумываться: «А вообще, зачем это всё, зачем ходить в церковь? Другие же живут, как хотят, что хотят, то и делают. И живут не хуже, а может, даже и лучше, и однозначно — веселее…».

Но на самом деле вот эта, кажущаяся рутинной внутренняя жизнь, регулярная исповедь, пусть даже зачастую в одних и тех же грехах,— это и есть то, что помогает человеку познать самого себя. Это постоянная борьба с самим собой, когда ты только что­-то в себе распознал, начал бороться, вроде бы чего-то достиг, а потом вдруг зазевался, раз — и ты уже внизу, опять на том же самом месте, откуда начинал, или даже еще ниже. И опять пытаешься взобраться на эту гору… Надо понимать, что это и есть содержание внутренней внимательной жизни человека, который стремится быть с Богом. Такой была и жизнь всех святых, которые не сразу оказались на вершине святости, а падали точно так же, как и мы. Здесь современного человека подводит сложившаяся в нашем сознании установка на то, чтобы всё, чем мы занимаемся, «работало», ожидание быстрого результата.

На самом деле, в такие моменты, когда духовная жизнь кажется бессмысленной и надоевшей, надо, что называется, просто брать себя в руки. Святые отцы часто сравнивали жизнь христианина с жизнью олимпийского борца. Атлет тренируется, несмотря ни на что: хочется ему или не хочется, хорошо ему или плохо, жарко или холодно — он идет и трудится. Так же должен поступать и христианин. И если ему удается преодолевать такие моменты охлаждения, все идет нормально. Если нет, если он, упав, остается лежать на земле — тогда и начинается то самое расцерковление, о котором так много говорят сегодня.

Надо знать и понимать, что рутинность в определенном смысле неизбежна, во всех сферах нашей жизни. Возьмите семейную жизнь: сколько людей разводится по этой причине. Сколько людей не может состояться в жизни по причине полной неспособности к постоянному, ежедневному труду. Вот почему каждому человеку необходимо приобретать навыки постоянства для того, чтобы уметь эту рутину преодолевать.

Еще раз подчеркну: постоянная, внимательная, иногда кажущаяся рутинной церковная жизнь — это как раз то, что дает человеку возможность увидеть свои грехи, самого себя в виде, наиболее близком к тому, что мы есть на самом деле. Действительно, можно жить без молитвы, без исповеди, без поста, заглушив совесть, привыкнув к своему греховному состоянию. Скажем, бомж привыкает к нечистоте и уже не чувствует своего зловония, но для тех, кто живет нормальной жизнью, оно ощутимо — им кажется, что к нему невозможно подойти. Так и человек, когда он примиряется со своей греховностью, просто перестает ощущать нечистоту своих поступков, тот греховный смрад, который остро чувствовали святые и который не дает приблизиться к нам благодати Божией.

— Может быть, человеку трудно распознать свои страсти потому, что иногда они проявляют себя совершенно противоположным образом? К примеру, за застенчивостью, робостью на самом деле стоит гордость. Об этом написано в одной из современных книг, которые некоторые священники рекомендуют для подготовки к исповеди. Правда ли это?

— Так бывает, но это совсем не значит, что все застенчивые люди — гордые, и все гордые люди — застенчивые. Я бы не стал делать здесь каких-­то широких обобщений. Помните рассказ аввы Дорофея про одного монаха, который, как казалось, смиренно переносил все укоры, замечания, досаждения: ему говорят какие­-то неприятные вещи, а он молчит? А когда его, наконец, спросили, по какой причине он так поступает, он презрительно ответил: «Мне ли обращать внимание на их недостатки или принимать от них обиды как от людей? Это — лающие псы»[1] Люди настолько по­-разному проявляют свойства своей души, что сколько людей, столько, наверное, и проявлений, и если попробовать классифицировать все это наглядно в виде таблицы, то в этой таблице ячеек будет едва ли не столько же, сколько объектов исследования.

— Иногда, когда мы стремимся настоять на своем вроде бы из самых благих побуждений, совесть подсказывает: на самом деле мы действуем под влиянием страсти. Бывает ли, что страсти прячутся за благими намерениями?

— Да, бывает, и очень часто. Вообще, все человеческие поступки, так или иначе, обусловлены внутренними побуждениями, и чаще всего — страстями. Человек, уверенный в своем превосходстве, правильности собственного мнения, любящий всех поучать, может искреннее верить, что он хочет всем добра. А на самом деле ему просто нравится менторская поза, которой он может измучить всех окружающих. Опять-таки, примеров тому в нашей жизни очень много.

— То есть это распространенное явление?

— Да, человек склонен к тому, чтобы себя оправдывать и от себя самого прятаться, играть с собою в прятки. Мне приходилось встречать людей умных, проницательных, вполне грамотных, в том числе и духовно. Часто такой человек с легкостью может поставить диагноз окружающим, судить о других глубоко и умно, понимать, что с ними происходит. И в то же время сам будет делать несусветные глупости, потому что сумел хорошо спрятаться от себя самого и прекрасно научился самому себе объяснять свои недостатки и их оправдывать. При этом он может и исповедоваться, и причащаться, и, тем не менее, блуждать и прятаться в трех соснах.

— Вообще, как относиться к тем замечаниям или каким­то достаточно неприятным суждениям о нас, которые мы слышим от ближних?

— Есть одно хорошее древнее правило — все обличения от ближних нужно слушать очень внимательно. Даже если ты знаешь, что человек тебя не любит, что он пристрастен, может быть, это даже твой враг, которому нравится доставлять тебе неприятности,— мнение о нас таких людей нужно слушать особенно внимательно, потому что, движимые нелюбовью, они очень верно видят наши недостатки. Если человек прислушивается к неприятным словам о себе и старается исправиться — он поступает правильно.

Но, увы, обычно человек не склонен слушать обличения и укоры даже от самых близких людей, не то что от врагов. Он тяжело это переносит, воспринимает с досадой, старается перевести разговор на другое и как можно быстрее об этом забыть…

— …подумав, что его просто не понимают.

— Ну, это естественно. Это и на самом деле так — мы действительно не понимаем друг друга. Но вот проблема: не понимаем сами и не стараемся понять никого, но требуем от других полного понимания и приятия. А ведь всё в отношениях людей взаимосвязано. Христианство вообще строится на взаимности. В чем основная проблема нашего христианского общества? Мы хотим, чтобы все относились к нам по-­христиански, но при этом не спешим первыми отнестись по-­христиански к другим людям. Вот если бы мы это делали, то получали бы гораздо больше, чем отдаем.

Так что в отношении обличений надо установить для себя такое правило: когда нас обличают, слушать надо обязательно, причем с благодарностью, а самим — никого ни в коем случае не обличать. Если мы научимся так делать, это действительно принесет большую пользу.

— А должен ли священник указывать человеку на его грехи?

— Многое зависит от отношений духовника и исповедующегося. Если они близкие, глубокие, то священник может указать человеку на какой­-то грех, который сам человек в себе не видит, при этом сделав это максимально тактично, аккуратно, может быть, в форме наводящего вопроса. Лучше даже не указывать, а постараться подвигнуть человека на то, чтобы он сам осознал, увидел в себе этот грех и его исповедовал. А если вне исповеди — то только там, где это входит в его компетенцию. К примеру, если духовник — настоятель, а человек, постоянно ему исповедующийся,— его подчиненный по работе в храме. И, скажем, если он выполняет свою работу плохо, сказать об этом не только можно, но и нужно.

— Мы говорили о том, что часто люди начинают воспринимать духовную жизнь как рутину, от которой они невыносимо устают. Действительно, в течение многих лет им приходится говорить на исповеди одно и то же, причем эти грехи кажутся мелкими, незначительными по сравнению с теми, в которых приходилось каяться в начале церковной жизни. Как сохранить покаянное чувство? Или, может быть, к этому не нужно стремиться?

— Стремиться к этому надо. «Мелкие» грехи в совокупности бывают ничуть не легче, а может быть, даже тяжелее крупных грехов. И они так же расстраивают душу, отдаляют человека от Бога.

Кстати, сегодня это тоже популярная тема: зачем каяться, плакать, вгонять себя в депрессию, если жизнь прекрасна, Спаситель уже искупил наши грехи и надо только радоваться. Православный интернет бурлит дискуссиями на подобные темы. Появился целый ряд блоггеров — и священнослужителей, и мирян — которые просто соревнуются, по-другому не скажешь, в проповеди «православного гедонизма», с яростью доказывая себе и окружающим, что они не только ничем не отличаются от окружающего мира, но и не должны от него отличаться. Но все дело в том, что каяться действительно необходимо, причем покаянное чувство ни в коем случае не делает жизнь человека мрачной и беспросветной: видение своих грехов, трезвое понимание, каков я есть на самом деле, должно быть сопряжено с надеждой на милосердие Божие. «Держи ум свой в аде и не отчаивайся» — это прекрасная и очень точная формула[2].

Жизнь с Богом — это на самом деле радость и утешение. Вспомним слова апостола: Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера (Гал. 5, 22). Это ни с чем не сравнимое состояние души. И христианин, который такое состояние прочувствовал, научился его ценить, который благодарен Богу за это, постепенно отказывается от каких­-то своих греховных навыков, которые его отделяют, отлучают от Бога. У человека, который познал и полюбил Бога, со временем вырабатывается правильный взгляд на окружающий мир. Это один из признаков того, что его вхождение в христианство состоялось и оно правильно.

— Думаю, не будет преувеличением сказать, что большинство людей из тех, кто ходит в храм, не имеют не только духовного отца в полном смысле этого слова, но не видят рядом с собой и духовно опытного священника, которому можно было бы постоянно исповедоваться. Что может послужить «самоучителем» в духовной жизни?

— Конечно, в идеале, священник, у которого мы исповедуемся, и должен быть духовным отцом. Но давайте все­-таки не будем забывать о том, что исповедь — это таинство, в котором действует Сам Господь, а священник только свидетель, и будет свидетельствовать перед Богом о том, что скажет ему кающийся. Поэтому если священник канонически рукоположен и не живет зазорной жизнью, у него можно и нужно исповедоваться. Другое дело, что далеко не каждый священник, особенно в наше время, когда у нас очень много молодых батюшек, может дать духовный совет и быть духовным руководителем. Но такая ситуация характерна не только для нашего времени, так было всегда: иначе, к примеру, в XIX веке паломники со всей России не шли бы к Оптинским старцам, а окормлялись бы у своих приходских священников. Поэтому для себя надо очень четко разделять: одно дело — благодатная помощь Божия в таинстве, а другое — чисто человеческое участие.

К сожалению, это очень распространенное искажение духовной жизни: даже люди внимательные, церковные совершенно забывают, что в этом таинстве действует Господь, что Он Сам прощает грехи. А люди ждут от исповеди человеческого участия священника — совета, помощи, руководства. Если священник не сказал чего-­то проникновенного, выглядел рассеянным во время исповеди, не дай Бог, зевнул — человек недоволен: «Всё не так, всё неправильно, какая же это исповедь…». А на самом­то деле — при чем тут священник? Он же честно сказал: «…Да приимеши оставление от Господа Иисуса Христа. Се и икона Его пред нами: аз же точию свидетель есть[3]. Я слушаю тебя как человек — для того, чтобы ты еще и наступил на свою гордость, на свое я, исповедуясь в моем присутствии в своих грехах». Такая форма исповеди сменила открытую исповедь первых веков христианства, когда кающиеся исповедовали свои грехи перед всей общиной.

А что касается научения духовной жизни, его следует искать в книгах. Прежде всего, безусловно, надо читать Евангелие: чем больше человек читает его, тем более напитывается евангельским духом. Во все времена духовно опытные люди всегда советовали хрис­тианам читать книги святых отцов, составляли сборники святоотеческих наставлений по разным темам, для последовательного чтения — от низшего к высшему.

Я уже упоминал об опасной тенденции нашего времени, пока еще локализирующейся в основном в интернете — принципиальном повороте к обмирщению. Начинается он вроде бы с вещей второстепенных, вроде рассуждений о необязательности для женщин покрывать голову платком в храме или соблюдать посты в супружеской жизни. Из того же ряда — распространенное мнение, что древних святых отцов, «монашеские книги» мирянам читать противопоказано. Действительно, большая часть литературы о духовной жизни — это аскетическая литература, созданная монашествующими и для монахов же. Но поскольку в человеческом сердце — и у монахов, и у мирян — протекают одни и те же процессы, эта литература полезна всем. О духовной жизни для мирян в России и в XIX, и в ХХ веке было также написано очень много замечательных книг. Творения святителей Феофана Затворника, Игнатия Брянчанинова, Тихона Задонского, Оптинских старцев, протоиерея Валентина Свенцицкого, игумена Никона (Воробьева) и многих других являются литературой аскетической по своему происхождению и содержанию. Но человек, который прочитал эти книги, думаю, получил ответы на большую часть своих вопросов.

— В заключение хотелось бы вернуться к теме борьбы внешней, которую мы видим и в которую зачастую втягиваемся вольно или невольно. Как Вы относитесь к публичным обличениям? Сегодня даже те сайты, которые считаются православными, полны обличений.

— Очень плохо, потому что при этом никто не вспоминает о словах Евангелия: Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; …если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви (Мф. 18, 15–17). У нас же начинают сразу кричать всему миру, даже не Церкви. Поэтому плохо отношусь.

— Если нам кажется, что совершается несправедливость, как определить: когда нужно молчать, а когда — говорить, сопротивляться, бороться?

— Многое зависит от человека, от ситуации, здесь нельзя дать однозначного ответа, но в самом общем плане можно руководствоваться таким принципом. Если эта несправедливость совершается в отношении тебя лично, то лучше промолчать, потерпеть. Вспомнить о Христе, который понес за нас беспримерную несправедливость и поношения, вплоть до Креста. Подобных примеров множество в истории Церкви, в житиях святых. А если дело касается других людей, то надо приложить все свои силы к тому, чтобы им помочь.

В заключении к «Отечнику» святителя Игнатия есть такие слова: «Отступление попущено Богом: не покусись остановить его немощною рукою твоею. Устранись, охранись от него сам: и этого с тебя достаточно». Когда я был молодым послушником и впервые прочитал эти слова, я страшно ими возмутился. Для меня было совершенно невозможно это понять и принять. Я даже надолго охладел к святителю Игнатию как к духовному писателю. Но со временем я все чаще возвращался к этой мысли, которая оказалась, в общем­то, не такой уж возмутительной. А сейчас я думаю, что ничего более мудрого сказать невозможно.

Борьба христианина с несправедливостью должна заключаться в том, чтобы самому в ней не участвовать. Это главное. И всё, что мы делаем, делать справедливо и по совести.

Беседовала Наталья Горенок

Журнал «Православие и современность» N 19 (34), 2011 г.