Почему-то именно в этот день ощущаешь, насколько мы неразлучны с нашими любимыми, с нашими усопшими. Наверное, потому, что наступает – Пятидесятница. День, именуемый днем рождения Церкви. Той Церкви, которую Ты, Христе, создал Своею Кровию и Своим Воскресением, которой посылаешь Духа, чтобы отныне она жила и действовала в мире, вместе с Тобою спасая и преображая мир.

День рождения Церкви, то есть – всех нас. И вот вся Церковь молится – не то, чтобы «о нас», но о себе самой.

Завтра – воскресенье, исполненное пламенных языков Духа Святого. Завтра Церковь будет молиться о своей полноте в единстве живых и усопших своих членов, как единый человек, который, молясь о себе самом, не разделяет себя-живущего и себя-умершего...

Завтра будут коленопреклоненные молитвы, в которых человек-Церковь молит о себе Бога Вседержителя, являя, открывая себя Богу во всей неприглядности, трагичности и сложности человеческого состояния, от покаяния: «...и помяни нас смиренных и осужденных, и возврати пленение душ наших, Твое милование имея о нас молящееся», до вопля смертного – Тому, Кто «очищения убо молитвенная о иже во аде держимых сподобивый приимати, великия же подаваяй нам надежды ослабления содержимым от содержащих я скверн, и утешению Тобою низпослатися». Это – мольба не здоровых о посторонних больных, не живых о посторонних мертвых: это мольба Церкви о самой себе...

Это будет в день Пятидесятницы. А пока – поминальная суббота, исполненная трагизма смерти – но и великого покоя, дарованного нам Тем, кто смертию победил смерть. Об этом покое говорит в книге «Литургия смерти и современная культура» замечательный пастырь и богослов о. Александр Шмеман, анализируя 118-й псалом: « Этот псалом раскрывает нам, что каждая смерть – это вход в огромную и светлую тишину Великой и Святой Субботы, благословенной Субботы, в утро невечернего дня Царства Божия. Таким образом, то, что древняя Церковь знала и переживала с самого начала, о чем она свидетельствовала и что утверждала выразительными надписями на гробницах: «Он жив», «Она жива», теперь превратилось в литургическое торжество, уникальное в своей глубине и красоте».

Действительно, именно в Литургии, «общем деле», деле, продолжающем и утверждающем Воскресение, мы, как никогда, чувствуем единство Церкви. Да, за долгие века – об этом о. Александр писал не раз, и с особенной болью – целокупное переживание Литургии как Воскресения пообветшало, Богослужение как бы искрошилось, и от него отвалилась заупокойная частица, стала отдельной «требой об умерших», и мы, христиане, подобно язычникам, иногда взираем на «загробный мир» с неподобающим страхом, а на усопших – как на чужих и далеких, словно бы забыли, что смерть побеждена Христом, что в Церкви мы – снова едины и близки...

Когда мы молимся об усопших на Литургии, мы молимся не столько о них, сколько вместе с ними. Оттого в Троицкую родительскую субботу – ощущение того, что храм переполнен, что мы с нашими усопшими стоим локоть к локтю. Но вместе с тем – нам не тесно, мы — в свете и просторе Субботы, утра Воскресения. Потому что не мы перешли в «загробный мир», и не усопшие проникли назад в нашу земную юдоль – мы вместе с ними вступаем в невечернее Царство, в пространство жизни вечной.

о. Сергий Круглов